Океан славы и бесславия. Загадочное убийство XVI века и эпоха Великих географических открытий

Секретарю португальского Дома Индии в Антверпене требовалось быть мастером на все руки. Вскоре после приезда в начале лета 1523 года Дамиан расписывался за грузы португальского сахара, которые доставлялись напрямую с Мадейры без захода в Лиссабон и направлялись на рафинадные заводы во Фландрии – 36 сундуков на борту судна Tres Reis Magos, 251 на

Conceição

; головы сахара отличались различным качеством – чистейший белый, медовый, темный мусковадо и açúcar d’espuma

[65], сделанный из остатков в сиропных чанах. В Антверпене их уваривали и снова кристаллизовали, в результате чего получались гранулы невиданной ранее концентрированной сладости. Но это была лишь глазурь на торте, и Дамиан перечислял другие товары, шедшие из Испании и Португалии на север во Фландрию: масло, воск, мед, рис, шафран, изюм, сушеные фиги и сливы, миндаль, кедровые орехи, каштаны, оливки, портулак, китовый жир, спермацетовое масло, мыло, красители (пурпур, вермильон[66]

и кошениль), яшма, алебастр, кораллы и гагат.

Кроме этого, с востока через Лиссабон везли груды пряностей, которые, что ни говори, пользовались большей популярностью в Северной Европе, поскольку сильные ароматы компенсировали скудость постного рациона и отбивали вкус еды и напитков, портившихся к концу зимы. Молодой Игнатий Лойола в те годы был студентом в Париже, но часто посещал испанских и португальских торговцев в Антверпене, чтобы просить подаяние; будущий основатель ордена иезуитов пришел в ужас от того, что местные жители использовали специи, чтобы превратить Великий пост в пир. Традиционный период ограничений, когда верующие жили воздержанно в память о посте Спасителя в пустыне, сменился круглогодичной оргией всемирных ароматов. Маринованных угрей обильно приправляли перцем и шафраном, а вино, помутневшее от времени, трижды процеживали через смесь корицы, имбиря, гвоздики, мастики и эфиопской зиры, чтобы освежить его вкус. Можно даже сказать, что с развитием мировой торговли времена года исчезли, и все больше людей получали доступ к экзотическим продуктам в те месяцы, когда раньше приходилось довольствоваться запасами на зиму. Кусочки всего мира направлялись из Антверпена в богатые дома Англии, Франции и Германии; каждое блюдо и каждый предмет мебели становились странным коллажем вкусов и текстур со всего земного шара. Из Антверпена на юг уходили суда с грузом немецкого огнестрельного оружия и зерна из Восточной Европы, которое производилось в таком изобилии и так дешево, что не только Антверпен, но и Португалия с Италией отказались от попыток прокормить себя и постоянно жили за счет польской пшеницы. Национализм, охвативший Европу в XVI веке, был отчасти озлобленной реакцией на растущую зависимость от мировой торговли и космополитический колорит повседневной жизни[67].

До наивысшего качества в Антверпене доводили не только сахар. Богатство, быстро накапливавшееся благодаря бесчисленным мелким комиссионным и пошлинам, привлекало также ремесленников, предлагавших изумительные вещи, и Дамиан ходил в город, чтобы приобрести их для лиссабонской знати. Новая биржа имела крытое помещение для торговли предметами роскоши и послужила образцом для торговых центров, возникавших по всей Европе в эпоху Возрождения. За годы пребывания в Антверпене Дамиан купил для короля вырезанную из коралла статую святого Себастьяна на постаменте из халцедона; для юного инфанта Фердинанда – рукописи по истории Нидерландов и Испании; для королевы – часослов, написанный непревзойденным Симоном из Брюгге, который должен был закончить другой голландский художник уже в Португалии; убранство для орденской капеллы из золотой ткани, посланное Жуаном III испанскому королю по случаю вступления короля Португалии в орден Золотого руна – братство Габсбургов, поклявшееся объединиться против турок[68]. Подобные ремесленники пользовались большим спросом, так что Дамиану пришлось не раз писать инфанту Фердинанду, извиняясь за то, что гобелены, заказанные в знаменитых мастерских Фландрии, еще не готовы, и поторопить ткачей нельзя. Среди мастеров быстро сформировалась элитная группа живописцев: известных художников приходилось обхаживать, чтобы заказать у них картину. За несколько лет до приезда Дамиана в Доме Индии побывал Дюрер. Он оставил рисунки тех же крыш, которые молодой секретарь позже видел из своих окон, а также портреты некоторых обитателей Дома Индии; взамен мастер получил кучу чудес света – от сахарного тростника и кораллов до кокосовых орехов и шелка[69].