Океан уходит, океан приходит (СИ)

Миры третьего и четвертого уровня были совсем маленькими, там довольно редко встречались живые существа и еще реже – разумные живые существа. Тут все могло походить на помещение – как в случае с комнатой из перьев. Мир мог выглядеть как парк, или лес, или пустыня. И именно тут была самая настоящая феерия абсурда. Здесь все было жутко нелогичным, нарушались все возможные законы физики, биологии, логики, да всего. Земля, небо, растительность могли быть какого угодно цвета и вида, можно было погладить луну, запутаться в облаке, дерево могло неодобрительно нахмуриться при виде тебя, но реальных опасностей тут почти не было.

Вся их компания очень любила эти уютные нелепые мирки. У каждого из них был свой любимый, Эсси, например, очень нравился тот, где были длинные бетонные коридоры, на земле росла шелковая серебристая трава, а вместо потолка было ночное небо. Стены были шершавые и теплые, кто-то, может быть, такой же странник, как они, оставил на них довольно-таки симпатичные граффити, а по траве скользили многочисленные заводные паровозики – такие, каких сейчас уже не делают, словно неожиданный теплый привет из прошлого века.

Чаще всего они путешествовали через вход, который был в банке с кисточками Налии. Удивительно, как близко находятся эти врата в другие миры, они запрятаны в самых обычных вещах. Она никогда не мыла кисточки, которыми рисовала медуз, да и сама банка была вся в разводах от акварели. Было занятно наблюдать, как изумрудно-зеленое дно банки плавно переходит в небо над городом, которое в солнечную погоду было всегда цвета морской волны.

Так они и отправились в этот раз, проскользнув в банку, даже не разбудив спящих друзей. Кот, как всегда, неодобрительно покосился на Кэйанга – животные, как известно, могут видеть куда больше, чем люди, и законы странствий их совершенно не касаются, – но потом улегся удобнее на груди Кимми и замурлыкал.

Налия и Кэй вышли из банки на цветущий луг. Тут все напоминало самый обычный летний пейзаж где-нибудь в средней полосе, за исключением необычного цвета неба. Но стоило присмотреться, и можно было увидеть и другие отличия. Например, то, что стрекоза улыбается тебе. Или этот ручей, который так неестественно быстро бежал в сторону города, где примерно за пару сотен метров до ворот обрывался.

Налии всегда было интересно, откуда берет начало этот ручей, уже не раз она, то одна, то в компании остальных пыталась разгадать эту загадку, но, сколько бы они ни шагали в противоположную от города сторону, ручей оставался прежним. Он не становился ни уже, ни шире, и пейзаж вокруг него тоже не менялся. Один раз они так прошли целый день и без сил свалились в траву, несмотря на то, что обычно предпочитали ночевать все же в своем мире. На следующий день продолжать путь вдоль бесконечного ручья никто не захотел.

Вообще, это была не единственная загадка. Казалось, за городом не было ничего, кроме этого весело бежавшего ручья и луга. Если они заходили в город, то дальше можно было отправиться по другим дорогам и даже продолжить путешествие по мирам, однако за городом не было ничего. А в городе жили люди. Тоже, на первый взгляд, самые обычные. Но только на первый взгляд.

***

Рыжая Кимми проснулась в комнате Налии и тут же бодро вскочила на ноги. Зеленому змию она всегда проигрывала, однако, отоспавшись, была снова бодра и весела. Она ласково окинула взглядом комнату, утреннее солнце, уже нагревшее потрескавшуюся оконную раму, так что она стала пахнуть особым, «солнечным» запахом, Братишку, который зарылся лицом в подушку и не собирался просыпаться, записку от ее подруги, где было второпях нацарапано: «вставайте, мрази». Правда, почерк был кругленький – это означало, что Нали уже не злится на них.

Кимми прошла в ванную. Даже с утра после бурной попойки зеркало явило ей довольно хорошенькое девичье личико, и это подняло ее настроение еще больше. Впрочем, обрадовать ее было легко. Она залезла в душ и стала напевать. Песня была о похоронной процессии, и в конце поющий понимал, что похороны его, но Кимми пела весело и во весь голос, совершенно не смущаясь отсутствия этого самого голоса. Она считала, что в смерти тоже есть доля позитива. Как и во всем. Кроме того, она рассчитывала разбудить своего брата. Никто не имел права спать, когда она уже проснулась.

Ей это удалось.

Братишка растерянно сунулся в ванную. Тело его вроде бы проснулось, но мозг − нет. По крайней мере, двигался он совершенно как сомнамбула. Она слегка плеснула на него водой, и он непонимающе вытаращил глаза, как будто не cоображая, что происходит, но затем, наконец, проснулся, увидел голую Кимми в потоках воды, и, ничуть не смущаясь, улыбнулся ей.

− Это называется «инцест», − как всегда, сказала она, еще раз плеснув на него водой. Она его разбудить хотела, а не просила врываться в ванную.

А он, как всегда, ответил:

- Был бы инцест, если бы это была Налия.