Океан веры

Снова грузимся в вездеход вместе с встречающими и провожающими нас в полном составе полярниками. И последним, что видим, оказывается пришлепавший к опустевшей станции пингвин.

— Попрощаться пришел, — замечает кто-то.

«Текеле ли», «текеле ли», — кричат «гигантские, мертвенно-белые птицы». Но это не та белизна, которой отличается восставшая из бездны фигура, это живая белизна, один взгляд на которую преисполняет жизненных сил.

Все, кто бывал, а тем более жил на Крайнем Севере, знают, что такое «заболеть Севером». И знают, что болезнь эта неизлечима. Объяснений ей нет. Не тяга ли это к «абсолютной смерти» как к тому, во что необходимо погрузиться, через что мы должны пройти, «смертью смерть поправ»? А иначе — о каком величии духа, равно как и величии замысла, может идти речь?

Что влекло русских сквозь «ледяной ад» туда, где по уверению Джеймса Кука, нет никакого материка, а если вдруг и есть — на кой ляд он нужен? В 1775 году, после открытия им на юге от Новой Зеландии нескольких островов, он писал в своем дневнике: «Это земли, обреченные природой на вечную стужу, лишенные теплоты солнечных лучей; у меня нет слов для описания их ужасного и дикого вида. Таковы земли, которые мы открыли, но каковы же должны быть страны, расположенные еще дальше к югу! Я с полным основанием предполагаю, что мы видели лучшие из них, самые северные и теплые. Если кто-либо обнаружит решимость и упорство, чтобы разрешить этот вопрос и проникнуть дальше меня на юг, я не буду завидовать славе его открытий. Но должен сказать, что миру его открытия принесут немного пользы».

Сегодняшнему миру есть что возразить Куку: метеорологи, океанологи — кто только не делает здесь своих замеров. Но никто не может понять назначение сложенной из кубов льда 23-метровой башни, вдруг вырастающей посреди ледяной пустыни, ни того, кто были ее строители.

Лопасти четырех пропеллеров оживают, С-130, дрогнув, разбегается, отрывается от чернеющего, как антрацит, гравия, и мы готовим себя к тому же убийственному маневру, но происходит другое: самолет раскачивается вверх-вниз, делая круг над поселком. Это — обряд прощания. Покачав полярникам крыльями, летим на север. И снова — Мыс Горн, Огненная Земля…

III. Из глубины

^{Церковь Святых Петра и Павла. Петергоф. Фото Коновалова.}

О конце света

^{Фреска в церкви Святой Варвары. Почаевская лавра. Фото Dmitrydesign.}

В словах «конец света» есть невыразимо притягательная сила. На них волей или неволей приходится реагировать. Хочешь или не хочешь, но реагируешь. Эта реакция очень похожа на «надо» — надо, например, чистить зубы два раза в день. Слышу «конец света» — и считаю нужным высказаться по этому поводу. Хотя бы и так: «Уж сколько этих концов света было объявлено!». Или: «Последние времена настали». Но почему должно реагировать на эти слова, почему они касаются всех и каждого? Вопрос — есть, а ответа, возможно — нет. В этих словах кроется тайна, и эта тайна останется нераскрытой… до самого конца, до того, как небо совьется как свиток.

Во втором послании к солунянам Апостол Павел упоминает о конце света и о раскрытии «тайны беззакония», антихристовой тайны, которая этому концу света предшествует. Уже тогда, в первом веке, было напряженное ожидание конца света. Со временем напряжение ослабло, но в истории несколько раз тревожными отголосками этого ожидания возникали даты: тысячный год, две тысячи двенадцатый год… Первые века христианства отчасти и были этим концом света — концом мира, существовавшего до пришествия Богочеловека Иисуса Христа «в конце времен». Каждый день жившего тогда — даже не казался, а был последним его днем. Нормы поведения и общественные отношения менялись, как наскакивают друг на друга льдины при ледоходе. Может быть, нам, живущим в подобном хаосе, можно — хотя бы только отчасти — представить, что было тогда. Не за что держаться: власть, семья, религия — все в движении. Надо было научиться жить без поддержки — как и теперь. Нет никаких норм и критериев, нет морали. Плотская любовь, имевшая глубоко сакральное значение в древнем мире, лишена сакральности. Родственные связи уже не имеют некогда присущего им духовного значения. Есть огромное «друзья», еще неопределенное и далекое. Как печально и смешно было смотреть современникам на защитников старых античных институций, однако, вызывавших уважение — так нашему современнику смешны попытки реставрации уже растаявших во времени человеческих ценностей. На свет выходит основа, поверх которой строилась уходящая цивилизация. А основа эта — Слово Божие. Действительно страшно остаться без всего: без родителей, семьи, без церкви, без религии. Наедине с Богом. Нет, лучше пусть будут и церковь, и религия, и семья, и брак… Но уже сказано было Тайновидцем: «Приди же скорее, Господь Иисус!».

^{Апостол Павел. Фреска}