Океан. Выпуск десятый

— Хороший у меня внук вырос! К морю очень привержен. Кровь наших дедов-мореходов в нем шибко играет.

Все были довольны возвращением Егора. За время плавания он возмужал, раздался в плечах. Дед, окончательно подобрев, сказал:

— Вижу, мужиком стал! Принимай теперь парусную. А я на покой. С меня хватит. Отдыхать буду. В церковь ходить да на печи полеживать.

— Твоя воля, дедушко, — согласился Егор.

— А я так думаю: парусам скоро придет конец, — бухнул слегка захмелевший Акиндин. — Теперь паровые суда станут по морям ходить. Ты, Егор, вовремя смотался на клипер. Поймал за хвост вчерашний день…

Егор задумался, полуприкрыл глаза светлыми ресницами, и отчетливо, ярко в памяти его всплыл красавец клипер при полной оснастке, бегущий по шумным волнам теплого южного моря. Ему стало грустно: «Неужто парусники переведутся».

И, словно угадав его мысли, Куроптев степенно возразил:

— На наш век хватит и парусов.

Возражать ему никто не стал, и Егор повеселел.

Пока у Зосимы Иринеевича угощались да слушали Егора, голосистые соломбалки, копавшиеся на огородах в грядках, передавали друг другу очередную новость:

— Егорко Пустошный домой воротилсе!

— Не Зосимы ли внук?

— Он самой.

— А откуль воротилсе-то?

— В Англии был…

— Значит, аглицкой странник?

— Выходит, так.

— Аглицкой Егор…

— Аглицкой! Истинно так. Был Ваня Датской, Сенька Норвецкой, Тимоха Кольской, а этот — Аглицкой.

С тех пор и стали его называть: «Аглицкой Егор».

А про Катю, когда он женился, говорили: «Аглицкого Егора жонка».

В. Гуд

ПИСЬМО

Волна осыпает причалы                                    шугой,Весь вечер тревожные                                  метеосводки…Динамик поет об усталой                                      подлодке,Которая скоро вернется                                    домой.Задремлет сынишка с                                игрушкой в руке…

И, губы девчоночьи                              стиснув упрямо,Жена лейтенанта на                              белом листеНапишет сегодня: «Я                                счастлива, мама!»

Н. Ильин

* * *

Звезды над морем,как детские лица,смотрит открыто и ясно с высот.Море и я. Нам обоим не спится.Морю — от ветра, а мне — от забот.Море и я. Мы сегодня удвоимнашу страду за спокойный рассвет.Нам до утра волноваться обоим.

Морю — у борта, а мне — у ракет.

Н. Байбаков

УТРО НА РЕЙДЕ

Над водой клубится белый пар.Дремлют чутко корабли, как люди.Вот восхода розовый загарТронул строгие стволы орудий.Небосвод уже высок и чист.Первый солнца луч упал на рубку.Без минуты шесть. Сейчас горнистЗаиграет скорую побудку.

ФЛОТ ВЕДЕТ БОЙ

М. Лукив

* * *

В безбрежности неба над бездною моряПолночные звезды застыли в дозоре.

Их отсветы скорбны, наполнены горемО хлопцах, что стали и небом, и морем,Кто — в год сорок первый,            Кто — в год сорок пятый…На этих могилах не высечешь даты.Их бездна морская навеки укрыла,Небесная синь их в себе растворила.И вечною скорбью мерцают высотыПо хлопцам морфлота и хлопцам-пилотам.         Авторизованный перевод с украинского В. ГОРДЕЕВА

Виктор Федотов

ПРОТОКА

Рассказ

В последние дни старик слегка прихворнул, но не переставал каждый вечер, к приходу катера, отправляться на пристань. Грузный, плотный в кости, он поднимался с дивана, положив на столик очки и книгу о военных моряках, которую читал уже не раз за последние месяцы, натягивал поверх тельняшки отслуживший все сроки китель, оправлял пышную, с густой проседью бороду.

— Опять на пристань? — как бы невзначай спрашивала Марья Семеновна, хотя знала, что идти ему больше некуда и незачем. — Да ведь сам прибежит Василий, коли приедет этим пароходом. Чай, к дому дорогу знает: народился, вырос тут. — Поднимала озабоченный, печальный взгляд на мужа, спицы замирали в руках у нее. — Лежал бы уж…

— На пирс пройдусь, — хмурясь, отвечал старик. Он не выносил, когда жена пирс называла пристанью, а катер — пароходом, который не придет, а приедет. — Может, и явится сегодня Василий. Встречу.