Этому «нет» – бесконечное число лет. За это время выросла Роза. Как и обещал Павлик, превратившись в принцессу не пойми какого королевства. Границы этого королевства периодически нарушали принцы разных национальностей и различной степени знатности, но Роза их не замечала. А если и замечала по причине производимого вокруг нее шума, то быстро забывала, даже не успев как следует разглядеть.
– Ты представляешь, – жаловалась Петрова Светке, к этому времени прошедшей огонь, и воды, и медные трубы. – У нее до сих пор нет мальчика.
– У нее не только мальчика, у нее даже девочки нет.
– На что ты намекаешь? – недоумевала Люся.
– Ни на что. У нее нет не только мальчика, но и подруги.
– Что же делать?
– Оставить ее в покое.
– Я за нею боюсь, – признавалась Петрова старшей дочери.
– А за меня ты боялась?
– Я за тебя до сих пор боюсь, – в очередной раз признавалась Люся, а про себя добавляла: «А за Розу – вдвое сильнее. Ты хоть в ухо могла дать, и не только в ухо. А эта от прочитанного на заборе слова в обморок падает».
Петрова глубоко заблуждалась. От слов, написанных на заборе, Роза не испытывала никакого неудобства. В них она разбиралась так же, как в китайских иероглифах. Сказать проще, Роза их даже если и видела, все равно не замечала. Эта девочка вокруг себя не замечала ничего. А потом вдруг выдала обалдевшей матери, что вчера потеряла девственность.
– Ты говоришь об этом так, словно потеряла ключи от подвала.
– Ну что ты, мама. Если бы я потеряла ключи от подвала, папа бы этого просто не пережил, – пошутила Роза.
«Не думала, что у нее есть чувство юмора», – отметила Петрова и продолжила материнскую нотацию:
– Папа этого, действительно, не переживет, если узнает.
– А зачем ему об этом говорить?
– Да незачем, в сущности, – согласилась Люся, обласканная дочерним доверием. – Кто он?
– Какая разница?
– Как это какая разница? Можно подумать, что девственность теряют по нескольку раз в жизни. Все-таки это важный момент…
– Мама, это неважно.
– А что тогда важно?
– Что теперь я как все.
– Ты что, сделала это ради того, чтобы быть как все? – не поверила своим ушам Петрова.
– А ты думала, что я это сделала по любви?
– Мне бы хотелось так думать, Роза, – с грустью призналась Люся.
Позже Петрова нашла в шкафу в коробке из-под обуви дочерний дневник. И прочитала запись, сделанную вечером того рокового, как она считала, дня:
«Ничего особенного. Боли не было. Удовольствия не было. Мама удивилась, зачем я это сделала. Потому что вокруг меня это делают все. Я одна, как полная идиотка, ничего не знала. Могла и дальше так жить, ничего же не изменилось. Просто надоели дурацкие шутки про королевича на белом коне. Надоело быть синим чулком. Эти дуры даже сомневались, что у меня есть месячные, и дразнили амебой».
В следующем месяце злосчастные месячные к дочери так и не явились.