Впереди, оттуда, где пропала Злата, раздались тихие голоса. Ева замерла, потом опустилась на корточки, стала пробираться ползком, отодвигая в сторону ветки и иголки, чтобы не хрустели. Если бы ее в лесу заметила Злата, в этом ничего опасного бы не было, но вот попадаться кому-то еще не хотелось совсем. С тех пор как отец упрятал в колодец злого человека, колодцем других больше не наказывали, но могли запереть в погребе молельни, а это было почти так же страшно, потому что там, на той стене, которая повернута к колодцу, была большая икона, страшнее которой Ева никогда ничего не видела. Даже вспоминать ее не хотелось.
Она подобралась совсем близко и смогла расслышать Златин голос.
– Опять на день всего? – Злата звучала расстроенно. Ева придвинулась ближе, обогнула дерево и оказалась на краю небольшого оврага. Внизу, под обрывом, сидела Злата. Рядом с ней, вытянув ноги и упершись локтем в торчащий из земли корень, сидел Юлик. Он слушал Злату и тянул дым из тоненькой сигареты, осторожно стряхивая пепел в жестяную банку, утопленную в мох.
Ева чуть не сорвалась в овраг, увидев сигарету. Она никогда не думала, что черт может добраться до Юлика. Конечно, она знала, что все, кто покидает Обитель, сталкиваются с разными соблазнами, которых в лесу нет, но она была уверена, что Юлик никогда на них не поддастся. Он всегда почитал Троицу и всегда говорил, что живет молитвой.
А откровения на сигарете не закончились. Злата замолчала, и Юлик подобрался к ней поближе, положил руку на колено, причем не поверх платья, а просунул под ткань.
– Возьмем Аксю и Еву и уедем, – сказал он, кидая сигарету в банку и беря освободившейся рукой Злату за плечо. – Прямо завтра. – Юлик говорил тихо, так что Еве пришлось прижаться к земле, чтобы его слышать. – Я в следующий раз приеду через месяц, может, дольше. Ты еще рожать хочешь? А целый месяц – это долго, отец до тебя дойдет снова.
Ева лежала на боку, поэтому больше не видела Злату, но внизу раздался шорох одежды. Кажется, сестра встала.
– Злата… – Юлик, видимо, тоже встал, потому что его голос зазвучал ближе. – Я же тебя люблю. Хочешь, я тебе еще расскажу про Петрозаводск? И про Санкт-Петербург?
– Ты не был в Санкт-Петербурге, – сказала Злата. Она звучала неуверенно, и снова раздался шелест одежды.
– Был, – сказал Юлик. Его голос стал глуше, а дальше он стал шептать, и Ева, испугавшись, что они услышат ее дыхание, зажала себе рот рукой, нос ткнула в землю, так что дышать сразу стало очень трудно. Разговор внизу она больше разобрать не могла, но точно слышала, что Юлик что-то объясняет, а Злата ему иногда отвечает. Потом раздался смех, и Ева чуть приподнялась, заглянула в овраг.
Юлик и Злата сидели там же, но теперь Златино платье было завернуто так, что были видны и ее ноги, и черные волосы внизу живота. Юлик щекотал ее, водя рукой по ее животу. Потом он навалился на нее сверху, и Ева хотела закричать, но Злата продолжила смеяться. Юлик стянул с себя штаны, прижал Злату ко мху. Она вздохнула, обхватила брата руками. Ее глаза были закрыты, а лицо расплылось в счастливой улыбке.
Ева тихонько отползла от оврага, а потом поднялась и быстро побежала к домам. Она не могла поверить, что Юлик впустил в себя черта, который сначала научил его втягивать дым, а потом еще убедил сбежать из Обители. Ева была умная, она знала, что иногда братья и сестры, которые уехали из Обители, решали остаться в мире – это случалось из-за того, что там у них не было отца и молельни, которые могли бы защитить их от соблазнов, а соблазнов в мире было очень много. Ева могла назвать три: втягивание дыма, питье вина и прелюбодеяние, которое случалось между братьями и женщинами, живущими в мире. Старшие мальчики еще могли назвать несколько, но их Ева не понимала совсем, а на уроках про соблазны говорили редко, потому что тем, кто живет в Обители, бояться было нечего. Ева из Обители никуда уезжать не собиралась, поэтому про соблазны она думала, только если о них говорили другие. Она никогда раньше не видела вдыхания дыма и уж точно никогда не встречала прелюбодеяние, потому что в лесу и домах женщин из мира не было. Теперь же, увидев Юлика с сигаретой, она знала, как выглядят соблазненные, и это ей совсем не понравилось.
Выбежав к колодцу, Ева бросилась к крыльцу молельни, забралась под него и прижалась к святой стене. В молельню детям без старших входить не полагалось, поэтому по ночам она приходила молиться сюда, ведь Бога можно было позвать через щель между досками. Ева сложила руки у груди, закрыла глаза и набрала в грудь воздух.