Охота без выстрела

И уж коли вы охотник с фотоаппаратом, вам ни у кого не занимать знаний повадок лесных обитателей. Нет особого труда подстрелить белку с хорошей лайкой. Вы же, прежде чем выследите осенью обладательницу пушистого хвостика, обязательно узнаете, как готовится она к зиме: вот на сухих веточках нанизаны грибы. Конечно же, это она насобирала их на поляне, выбрала самые отменные, без единого червячка, и развесила по сучкам сушить. Вы обязательно узнаете, сколько «ума» и настоящей изобретательности проявляют звери и зверюшки с осени, чтобы выжить в долгую холодную зиму. В какой-то момент вам суждено познать великое уважение к каждому живому существу леса, к его ежесекундной заботе выжить, чтобы продолжить род.

Уверен, что после этого, придя в лес даже в пору охоты, вы никогда не поднимете ствол на пичужку ради озорства, и уж никогда не застрелите весной ни утку, ни тетерку, ибо будете знать, что вот-вот у них появятся пушистые комочки, для которых их мать — единственный защитник в этом большом и сложном, а порой таком безжалостном к малому и слабому, мире…

Разгадав одну, десять, тысячу лесных тайн и загадок, вы вдруг узнаете еще столько же и уже навсегда «заболеете» лесом, его загадками и тайнами, и они будут бесконечно расти, пропорционально разгаданным. Вы и сами не заметите, как в хрустальной капле росы откроете целый мир, а в крохотном создании муравье — сложнейшую «кибернетическую машину», над секретом которой ломают головы крупнейшие специалисты современной науки. В шуме листвы на ветру вы услышите музыку леса, узнаете, что каждое дерево шелестит по-своему. И тогда поймете, что значит слушать лесную симфонию. В блокнотах ваших, а они непременно появятся, как-то сами собой, вы будете накапливать самое ценное из всего — знания, вырабатывать пристальный взгляд на мир, почувствуете его поэтичность. Потом настанет момент, вы вдруг почувствуете, что уже можете обходиться свободно без блокнота. А на последних страницах его — кто знает! — лягут первые строчки первого четверостишия…

А случится зимой пурга, наметет сугробы до окон, достанете из стола фотографии лесных обитателей и вновь переживете праздник таежных троп.

Песня из глубины веков

Капризны весны в наших краях. Едва я сошел с электрички и выбрался через сугробы к дороге, как ясное весеннее небо моментально нахмурилось, налетел буран и начал подметать все вокруг седыми космами метели.

Неужели неудача? Целый год ждешь этого момента, едва вырвешь у вечной суеты два свободных дня и на тебе — февральская метель. Это в середине-то апреля! Словно нарочно.

В комнате у знакомого паренька, такого же непоседы, охотника, поэта и любителя зорь, разговариваем вполголоса: в кроватке, раскинув ручонки, спит сын — наследник. На стене, поперек, — двуствольная «тулка» и собранные букетом еловые ветки с шишками. От предчувствия ли весны, от тепла ли в комнате, а может, от того и другого, шишки нахохлились, и семечки янтарножелтыми струйками сыплются на пол. Призывно пахнет смолой, лесом, а за окном — так некстати — пурга.

И все-таки ночью я выезжаю с так называемой вахтовой машиной (она развозит по буровым рабочих очередной вахты) в поселок нефтяников. Там живет инженер-геолог. Он заприметил с ранней весны токовище глухаря и в разговоре по телефону согласился сводить на него.

За полночь. Ложиться спать уже нет смысла — выходить будем рано. Прилаживаем крепления к лыжам, готовим снаряжение. Потом уходим на кухню, чтобы не мешать домочадцам. Говорим о лесе, о первых привязанностях к его неповторимому аромату, о том, сколько бы ни крутился по службе, как бы ни вкусны были пышки из булочной, а все мечтаешь о ржаной краюхе, испеченной на поду русской печки, о горячей — из кипятка — картошке «в мундире» и кринке молока из погреба со льдом. А потом хорошо упасть в шелковистую траву луга и лежать часами, глядя, как плывут и плывут облака, словно отмеренные тебе годы.

В эту бессонную ночь услышал я от Юрия Исааковича удивительную историю, о которой вот уже несколько лет не могу забыть. Видимо, и дальнейшие годы не сотрут из памяти ее, ибо столько в ней поэзии, привязанности человека к родному краю, к земле дедов наших и пращуров, столько неистребимой жажды жизни и силы покорить судьбу…

Еще за несколько лет до этой встречи я читал в «Комсомольской правде» рассказ о нашем земляке — слепом учителе поселковой школы, который каждое лет водит своих школьников в далекие походы по родному краю. Это было просто непостижимо, но это было так.

…Мы перебираем старые фотографии Юрия Исааковича. Вот три брата, совсем еще мальчишки, стоят у сарая с одностволками, а у ног трофеи — утки. Белесый дым от костра стелется по-над речкой, снова три брата у ведра с голавлями до краев. А эта… Она уже поздняя. Двое в кителях военного образца, и в середине — Юрий. Вот это старший. Он и выглядит мужественней. На левой стороне кителя — столбец нашивок за ранения. Я внимательно вгляделся в мальчишеское лицо среднего и долго не мог решиться спросить у Юрия Исааковича о своей догадке.