Охота к перемене мест

Михеич терпеливо объяснил Садырину: тамошние жители — босые, у них только повязки на бедрах да на голове, горсть риса — их обед, никакого запаса тепла. Отсюда и переохлаждение организма.

30

Следующим вечером Варежка снова зашла в гостеприимную комнату, снова Погодаев угостил вкусным чаем и последней метеосводкой.

Она не сразу решилась спросить, где Шестаков, но вскоре узнала, что он и Нистратов рано утром выехали по зимнику в тайгу за катушкой кабеля; катушка застряла там еще летом, когда тянули высоковольтную линию через закустаренное болото. Из-за этого кабеля задерживался монтаж гирлянды на верхушке правобережной опоры, которую наращивает кран Варежки.

Утренний прогноз обещал потепление, а мороз приударил с новой силой.

Шестаков и Нистратов должны были вернуться из тайги днем, но не вернулись.

Больше в этот вечер о них не заговаривали, сидели скучные, озабоченные. От Маркарова не услышали ни одной шутки.

Чернегу встревожили Варежкины глаза. До чего же они изменились — не осталось даже намека на голубизну, серые глаза, холодные.

Еще утром Погодаев счел сегодняшний день радостным — получил письмо от Андрея Константиновича Княжича. Тот писал, что помнит о просьбе, связанной с нерестом хариуса, принимает меры, чтобы весной помочь симпатичной рыбешке, и приглашал зайти, когда ему, Геннадию Петровичу, будет удобно. Погодаев перечитывал письмо Княжича несколько раз. Весь день у него было приподнятое настроение.

Никто не предполагал, что вечер принесет с собой столько треволнений.

По Михеичу было видно, что и он в непрестанном беспокойстве. То и дело доставал свой валидол, а перед ужином слег.

Михеич все возвращался мыслями к глухой лесовозной дороге, которую язык и дорогой-то не поворачивается назвать. Зимник захудалый, снега и льда во всей округе не хватит, чтобы засыпать и утрамбовать все рытвины и выбоины. Мало того, через зимник еще перебегает несуразный теплый ручей, которому ни один термометр — ни Цельсий, ни Реомюр, даже Фаренгейт — не указ.

Варежка скрывала свои чувства от всех, но от Чернеги не ускользнуло ничего.

Она не спала всю ночь. Чуть свет разбудила Ромашко, заразила его своей тревогой, они побежали в управление, подняли всех на ноги.

В такие морозы машину не посылают на пустынный зимник в одиночку. Через тайгу безопаснее ехать автоколонной, рассчитывая на взаимовыручку. Надеяться в такую погоду на чью-то помощь в глухой тайге — бессмысленно, все таежные дороги — как непроезжие.

Без проволочек снарядили тягач с опытным водителем. За тягачом пойдет отепленный фургон высокой проходимости. Ромашко сам вызвался ехать на тягаче старшим. В последнюю минуту к нему присоединился Погодаев, примчался из «индии».

Еще в начале зимы он бравировал своей закалкой, ходил, что называется, душа нараспашку. А сегодня глубоко напялил ушанку, нырнул носом в воротник полушубка — кому охота потом оттирать щеки и побелевший нос? Погодаев сядет в фургон и будет поддерживать огонь в печке; заготовлены и дрова в достатке, и ящик с колотым углем.

В тот день Чернега не прикоснулся к перламутровым кнопкам баяна. Варежка, Маркаров не задавали друг другу никаких вопросов, избегали встречаться глазами. В столовую Варежка не пошла.

Михеич принял свои лекарства, а сердце не отпускало, разволновался сверх нормы.

Пришлось в такой несусветный мороз вызывать «скорую помощь». После уколов Михеич почувствовал себя лучше.

Вспомнилась ему в эти минуты симпатичная медсестра с перстами легкими, как сон, которая выхаживала его в Приангарске, а в ушах Михеича прозвучало ее давнее нежное признание: «У меня муж хороший!» Наверно, рука ее подопытного мужа была вся в синяках, кровоподтеках...

Ну что же, случается, уроки и большей кровью оплачивают, случается, один человек принимает на себя боль или опасность, чтобы отвести их от другого.

Михеич с удовольствием вспомнил, как нарушил медицинский устав, наставляя, обучая на верхушке крана Шестакова. В тот тревожный день понял он, как привязался к молодому бригадиру.

Совсем поздно вечером, близко к полночи, у подъезда послышался шум мотора.

Мало кто спал, все выбежали из комнат и шумно затопали по лестнице. Садырин едва не сбил кого-то с ног, мчался, перепрыгивая через несколько ступенек.

Полушубки, валенки, треухи, перчатки черны от копоти. Бороды, усы, брови, ресницы заиндевели. Вернулись продрогшие, измученные, оголодавшие, но невредимые.

Пропали без вести почти на двое суток! Что же произошло?

С трудом добрались они до заброшенной лесной просеки, погрузили катушку с кабелем и двинулись в обратный путь, освещая фарами морозный туман.

Только перебрались через незамерзший ручей — спустило заднее колесо.

Шофер принялся его менять, Нистратов и Шестаков помогали. Колесо размонтировали. Чтобы не замерзнуть, шофер облил бензином и поджег для обогрева прохудившуюся покрышку.