Охота на Барсука

отставка. Старый фермер никогда не был его приятелем. Один из тысяч, с кем он имел дело, проработав всю жизнь в полиции. А Липхорн тем не менее искренне обрадовался звонку, возможности хоть с кем-то поговорить.

Но Гершвин замолчал. Повисла долгая пауза. Наконец он продолжил:

— Думаю, вы не очень удивитесь, если я скажу, что у меня возникла проблема. Думаю, вы такое от многих слышали, когда служили в полиции.

— Такая уж у копов работа, — согласился Липхорн.

Два года назад он бы разворчался из-за подобного звонка. Теперь же — ничуть. Сказывалось одиночество.

— В общем, не знаю, как мне поступить. Хотел бы поговорить с вами.

— Слушаю.

— Боюсь, это не телефонный разговор.

Они условились встретиться в гостиничном ресторане в три часа. До назначенного времени оставалось три минуты. Гершвин поднял глаза, заметил Липхорна, встал и жестом пригласил занять стул напротив.

— Хорошо, что пришли. Я боялся, вы скажете, что теперь не у дел и чтоб я других заставлял ломать голову, — произнес Гершвин.

— Если смогу, рад буду помочь, — ответил Липхорн.

Они быстро покончили с обязательным ритуалом, обсудив холодную сухую зиму, оскудение пастбищ, опасность лесных пожаров, и перешли к делу.

— Что вас привело в Уиндоу-Рок? — спросил Липхорн.

— ФБР все перепутало с ограблением казино «Юта». Знаете об этом?

— Я не в курсе последних преступлений. Ничего об этом не знаю.

— По радио говорили, что ищут самолет. А из тех парней ни один не сумеет поднять в воздух ничего сложнее бумажного змея.

Липхорну становилось интересно. По самым последним сведениям, что дошли до него, следствие не располагало данными о личностях бандитов. Гершвин же пришел сюда что-то ему рассказать. Пусть выкладывает.

— Хотите выпить? — Гершвин махнул официанту.

— Не откажусь от кофе.

Официант принес кофе. Гершвин цедил свое молоко.

— Я знал Капа Стоунера, — начал он. — Нельзя было их упускать после его убийства. Опасно, когда такие типы гуляют на свободе. Особенно те двое, что помоложе. У них с головой не в порядке.

— Вы, похоже, их знаете?

— И очень неплохо.

— Сообщили в ФБР?

Гершвин повертел в руках стакан. Вытянутое лицо в сплошных морщинах красноречиво свидетельствовало: лет семьдесят или около того он ежедневно подставлял его палящему солнцу и сухим ветрам. Гершвин перевел взгляд ясных голубых глаз со стакана на Липхорна.

— То-то и оно. Я сообщу в ФБР, и раньше или позже об этом узнают все. Федералы заявятся ко мне на ранчо или позвонят. У меня радиотелефон. Вы же понимаете, что наш разговор будет слушать вся округа.

Липхорн кивнул. Если память ему не изменяла, ближайший от ранчо населенный пункт — Монтезума-Крик или Блафф. В таких местах появление одетых с иголочки агентов ФБР незамеченным не останется.

— Помните передрягу весной девяносто восьмого? Федералы объявили, что преступники мертвы. Но те, кто на них донес или помогал копам, все как один держат двери на запоре, а ружья заряженными.

— Правильно ли я понял? — уточнил Липхорн. — Вы хотите, чтобы ФБР поймало этих парней, но, если не поймает, чтобы никто не узнал, кто их сдал. И вы просите меня передать…

— Не важно, поймают их или нет. У них тут полно друзей.

— ФБР утверждало, что преступники, которых ловили в девяносто восьмом, принадлежали к движению за выживание. Нынешние — из тех же самых. Вы к этому клоните?

Гершвин рассмеялся:

— Нет, если только в прошлый раз федералы располагали именами. Во всяком случае, на этот раз преступники — из организации «Стражи гражданских прав». Они за соблюдение поправок к Конституции. Хотят, чтобы ребята из Службы охраны лесов, Бюро по управлению государственными землями и Службы национальных парков не мешали жить местным.

— То есть вы хотите назвать мне имена, чтобы я потом передал их федералам. Что мне отвечать, когда они спросят, откуда я их добыл?

— Вы не совсем меня поняли. Имена у меня на листке. Вы даете мне слово, что моего имени никто не назовет, и я оставляю листок на столе. Захотите — возьмете.

— Почему вам так нужно, чтобы их поймали? Месть за Капа Стоунера?

— И это тоже, — ответил Гершвин. — А еще потому, что эти парни крайне опасны. Во всяком случае, некоторые из них. В свое время я и сам был с ними заодно. — Гершвин хотел было допить молоко, но поставил стакан: — Лесничие вели себя так, словно горы — их личные угодья. Мы всю жизнь тут прожили, и вдруг нам все запретили. Пасти скот. Рубить лес. Охотиться на оленей. А бюрократы из Управления земель были и того хуже. Обращались с нами, как плантаторы с рабами.

Мы всего лишь хотели, чтобы кто-нибудь отстаивал наши права в Конгрессе. Но тут появились эти психи и сколотили группу «За землю». Они собирались взорвать мосты, по которым ездят лесовозы. При таком раскладе я с ними постепенно порвал.

— Ограбление казино — политическая акция?

— Как я слышал, эти деньги пойдут на нужды движения. Знакомые из группы говорили, что им нужны наличные, чтобы вооружиться и дать отпор федеральному правительству.

— Интересно, сколько они взяли.

Гершвин допил молоко, поднялся и извлек из брючного кармана сложенный листок.