Дворжицкий вспоминал события после взрыва несколько иначе… Впрочем, об этом — чуть позже. Приведем его рассказ о том, что происходило в этот день, заслуживающий пристального внимания:
«В девять часов утра ужасного дня 1 марта 1881 года градоначальник генерал Федоров собрал к себе в квартиру всех полицмейстеров и участковых приставов и объявил нам, что все идет хорошо, что главные деятели анархистов Тригони и Желябов арестованы и только остается захватить двух-трех человек, чтобы окончить дело борьбы с крамолою, и что Государь Император и министр внутренних дел совершенно довольны деятельностью полиции».
Вновь какое-то странное указание градоначальника в то время, когда ожидается выезд императора, которого террористы приговорили к смертной казни и провели несколько неудавшихся покушений.
Было известно, что действует несколько групп отчаянных революционеров, а не отдельные одиночки. Многие оставались на свободе, и от них можно было ожидать нового покушения на Александра II. Казалось бы, столичных полицейских следовало призвать к повышенной бдительности, а тут — наоборот! Неужели градоначальник был так глуп? Не исключено, но вряд ли. Возникает подозрение, что он не был бы слишком огорчен, если бы произошло еще одно покушение, после которого были бы ужесточены действия против революционеров и либералов. Вот и Дворжицкий отметил:
«Несмотря на такую веру градоначальника в успешность подавления анархии, многие из нас остались в большом недоумении. Я лично, нисколько не разделяя высказанного нам градоначальником убеждения на основании тех обстоятельств, которые ему постоянно докладывались, счел обязанностью тотчас после речи генерала Федорова поехать к знакомому мне камергеру графу Перовскому, как человеку, близко стоящему к Их Императорским Величествам князьям Владимиру и Алексею Александровичам.
Сообщив графу о кажущемся мне тревожном положении в столице и рядом с этим о непонятном для меня спокойствии моего начальства, я просил графа Перовского доложить великому князю Владимиру Александровичу, что при настоящем кажущемся мне положении дела нельзя ручаться за безопасность Государя. Граф дал мне слово исполнить все в тот же день, но, к несчастью, через три часа двадцать минут мое заявление уже не имело более значения».
Судя по этим словам, Дворжицкий был предусмотрителен и не разделял оптимизма градоначальника. Если так, то нет оснований подозревать Дворжицкого в халатном отношении к своим обязанностям как начальника охраны императора…
Вот только приходится учитывать, что это свое свидетельство он сделал уже после событий, и вдобавок настойчиво подчеркивал нелепое «спокойствие» своего непосредственного начальника и свое с ним несогласие. Это похоже на стремление снять с себя вину за смерть Александра II. А если такое стремление есть, то и вина, хотя бы частичная, вполне возможна.
О покушении Дворжицкий рассказал так:
«По набережной канала кучер пустил лошадей полным ходом, но не успел проехать и ста сажен, как раздался оглушительный взрыв, от которого был сильно поврежден экипаж Государя и ранены два конвойных казака, мальчик-крестьянин и мои лошади. Проехав после взрыва еще несколько шагов, экипаж Его Величества остановился; я тотчас подбежал к карете Государя, помог ему выйти из кареты и доложил, что преступник задержан. Государь был совершенно спокоен. На вопрос мой Государю о состоянии его здоровья он ответил: „Слава Богу, я не ранен“.
Видя, что карета Государя повреждена, я решился предложить Его Величеству поехать в моих санях во дворец. На это мое предложение Государь сказал: „Хорошо, только покажите мне прежде преступника“. Кучер Фрол тоже просил Государя снова сесть в карету и ехать дальше, но Его Величество, не сказав ничего на просьбу кучера, повернулся и направился к тротуару, прилегающему к Екатерининскому каналу».
Странно, что наиболее разумное предложение сделал кучер, а не полковник полиции, у саней которого, как он ранее сообщил, были ранены лошади. Судя по зарисовке царской кареты после покушения, она была не сильно повреждена, и надо было убедить Александра II сесть в карету и скорее покинуть опасное место, где вполне могли находиться еще несколько террористов.
«…Преступник Рысаков находился от места взрыва шагов в двадцати, — продолжал Дворжицкий, — его держали четыре солдата, и тут же находился начальник охранной стражи капитан Кох. Подойдя к преступнику, я, по указанию державших его солдат, вынул у него из-за борта на левую сторону застегнутого пальто револьвер и взял от солдата небольшой кинжал с позолотою, который он обнаружил в левом кармане пальто преступника. То и другое оружие я предъявил Государю.