Охота на «крота»

— Был ли это террористический акт? — спросила Николса одна из репортерш с «Ченнэл-2».

— Они терроризировали нас, — ответил он ей. — Но к настоящему терроризму это не имеет никакого отношения.

В Уэстфилде были рады услышать подобную историю, а через пару дней о ней узнала и вся страна.

Я бы предпочел, чтобы об этом не трепали на каждом углу. Я хотел, чтобы мы могли защитить наш народ, наши семьи, наших детей и чтобы никто даже не узнал об этом. Я хотел, чтобы моя маленькая дочка никогда не увидела бы того, что ей пришлось увидеть, и не испытала того, что ей пришлось пережить.

Теперь я находился на Манхэттене, где даже ранним утром в воздухе стоял запах мусора — неприятно сладкий и гнилостный, как пахнут разлагающиеся трупы на поле боя. Час пик еще не наступил. На Восьмой авеню было свободно. К шести тридцати я был около Коламбус-серкл. Оставив машину на парковке, я пошел в Центральный парк. На аллеях и тропинках было полно бегунов. Как будто город выплеснул всю свою неутомимую плоть на мостовые. Молодые мужчины и женщины участвовали в забегах на время. Они смотрели на часы и пили воду из бутылок. Старики тихонько бродили по тропинкам, а велосипедисты гоняли, как камикадзе. Чтобы сделать пробежку приятнее, некоторые бегуны слушали рок-н-ролл, другие — утренние новости. Собаки бежали трусцой рядом со своими хозяевами. Матери бежали с трехколесными детскими колясками, а их дети рассекали воздух, как маленькие автогонщики.

Я часто видел эту картину, когда жил несколько месяцев в Нью-Йорке, с 1992 по 1993 год. Я тогда бегал вокруг резервуара. Но, глядя на них, я никогда не думал о том, как просто уничтожить массу народа. Были ли они свидетелями того, что произошло здесь 11 сентября? Осознавали ли они опасность? Боялись ли, что это может повториться сейчас? Или завтра? И вообще в любую минуту. Им не было нужды волноваться. Они были защищены счастливой забывчивостью и неведением, которое, вполне возможно, и есть наш самый главный дар.

Я встретился с Гриффином на узкой дорожке, пролегающей через деревянные мостики в той части парка, которая называется «Прогулка». Он сидел на лавке около пруда, где мы и условились встретиться. На нем была белая рубаха с короткими рукавами, галстук расслаблен. Рядом с ним на скамейке лежал пиджак, в руке он держал пластиковый стаканчик с кофе. Он протянул мне второй.

— Дерьмово выглядишь, — сказал он.

— Я пришел, как мы и договаривались.

— У тебя есть другая одежда? Что-нибудь кроме этой футболки?

— В рюкзаке. Ты хочешь мне что-то сказать?

— Многое, — сказал он, ожидая, пока мимо пройдет пара туристов в бермудах, говорившая по-итальянски. — Этот телефон зарегистрирован на багамский холдинг, принадлежащий компании, которая находится на Каймановых островах…

— Имя владельца?

Гриффин кивнул:

— Ладно. Тебе говорит что-нибудь имя Райан Хандал? — спросил он.

— Ничего. А кто это? Где он?

— Ты можешь посмотреть на него в «Нью-Йорк таймс». Там есть о нем интересная статейка.

— Там указан его адрес?

— Да, указан.

— Где он сейчас?

— А где все они? Умерли. Превратились в прах. Не осталось ничего, кроме драгоценных украшений и зубов.

— Что ты мелешь?

— Я хочу сказать, что Райан Хандал был в числе трех тысяч.

— Один из трех тысяч, погибших в Торговом центре?

Гриффин кивнул.

Я откинулся на спинку скамейки и стал смотреть на старика с собакой. Он бросал в пруд палку, а его черный лабрадор прыгал туда за ней и приносил ее хозяину.

— И ради этого я потратил целые сутки, чтобы добраться сюда? Это и есть конец истории?

— Только начало, — возразил Гриффин. — Только начало. Есть и еще кое-что, но я точно не знаю, что бы это могло значить. И ты вряд ли найдешь этому объяснение.

Гриффин отхлебнул кофе и посмотрел, как лабрадор отряхивается от воды. Гриффин вытащил из кармана распечатанную на принтере страницу «Таймс» с их официального сайта. Фотографии не было, только заголовок: «Всегда готов прийти на помощь».

* * *

«Одни люди обретают известность благодаря своим словам, а другие — благодаря делам, — сказала Виктория Бернштейн, шесть месяцев работавшая ассистентом Райана Хандала в „Нова венчурс“. — Мистер Хандал был человеком дела. Он любил свою работу, но еще больше он любил помогать людям».

Хандал, 53 года, родился в Эль-Сальвадоре, в 1989 году иммигрировал в Соединенные Штаты. «Он говорил мне, что потерял семью и почти все, что имел, во время гражданской войны в своей стране», — сказала мисс Бернштейн. Как и многие иммигранты, он видел в Соединенных Штатах страну, где можно построить новую жизнь, и благодаря упорной работе и разумным вложениям ему удалось это сделать. В начале 90-х Хандал стал одним из самых известных и успешных в Нью-Йорке инвесторов в развитие медицинских технологий.