Охота на крутых

– Цыц! – пьяно гаркнул новоиспеченный директор. – Не поняла, что ли – баб им нужно! Засиделись жеребцы! Кто же им кобылок подгонит, если не Гальчевский? А пока я буду в отъезде, тебя развлечет Николай Дмитриевич, – указал он на Настиного соседа по столику – полулысого, с двойным подбородком мужчину в дорогом шикарном костюме, при галстуке, который тут же под столом притер свое колено к ее платью. Увидев, что Настя испуганно отъехала вместе со своим стулом в противоположную сторону, Костя внезапно разозлился. – И не вздумай брыкаться! Такая честь выпадает не каждой девке – побыть наедине с первым секретарем обкома партии. Попасть наличный, так сказать, прием, – хохотнул он, довольный найденным выражением и, посуровев, прикрикнул: – Ты меня поняла?

– Поняла, Костик! – голос Насти в общем гаме был еле слышен.

– А я не понял, повтори громче! – сынок полковника явно издевался над раздавленной и униженной девушкой.

– Поняла я! – звонким, дрожащим голосом крикнула Настя.

– То‑то же! – Костя, самодовольно ухмыльнувшись, исчез в дверном проеме. Его проводили подбадривающими воплями. И тот час же Настя почувствовала, как под столиком чужая рука задрала ей платье почти до пояса и потная мясистая ладонь соседа нагло влезла между ее слегка расставленных ног. В первый момент она онемела от неожиданности и не нашлась, что предпринять – лишь широко распахнутыми глазами в упор непонимающе уставилась на Николая Дмитриевича. А дрожащая от возбуждения рука между тем делала свое дело: грубо раздвинув пытающиеся сжаться ноги, сдвинула вбок мешающий треугольник материала трусиков и принялась теребить жесткие завитки волос и тереть лобок. Видимо, сосед считал себя знатоком эротического массажа и пытался таким способом до крайности возбудить девушку. Но достиг обратного эффекта. Настя съежилась, задергалась, пытаясь отбросить нахальную руку, и, умоляюще глядя на него, прошептала: – Не надо, прошу вас! Люди... стыдно...

На них обратили внимание из‑за соседних столиков, и это, видимо, отрезвило Николая Дмитриевича – он убрал руку с ее живота и Настя поспешно поправила платье.

– Но выпить со мной ты, надеюсь, не откажешься? Из двух зол выбирают меньшее, и Настя поспешно ухватилась за рюмку, до краев наполненную водкой.

– За любовь! За нее пьют до дна! – предупредил он ее строго, следя за Настиной рукой. Пришлось выпить до дна. Настя задохнулась, заполошно ухватилась за фужер с минералкой. А когда отняла его от губ, рюмка вновь была наполнена водкой.

– А теперь – за родителей! Ведь ты их любишь, не так ли? – ласково спросил первый секретарь обкома. – За их здоровье, кстати, тоже пьют до дна!

Его желание споить Настю было явным. Но с другой стороны – отказать такому начальнику? Потом Костик не оберется неприятностей. Она всей душой любила того, кто сначала подло изнасиловал ее, а сейчас бросил на съедение этой акуле в шикарной экипировке!

Настя зажмурилась и решительно выпила вторую рюмку. Закусывая икрой, почувствовала внезапную горячую волну хмеля, поднимающуюся снизу, от живота, постепенно обволакивающую мозг. Все качнулось и поплыло, как в тумане, – слова из песни вполне подходили к ее теперешнему состоянию. Третью порцию обжигающей влаги – за друзей – она выпила машинально, не поморщившись и запила... шампанским, услужливо подсунутым соседом по столику. Юная, не познавшая практики жизни душа, – откуда ей было знать мощное взрывное действие на мозг смеси «водка‑шампанское», сатанинский коктейль, который носит вполне безобидное имя столицы нашей Родины – «Огни Москвы». И поэтому, когда оркестр выдал танго и Николай Дмитриевич пригласил ее на танец, ей поневоле пришлось прижаться к нему, чтобы не упасть. А партнер вовсю пользовался предоставленной возможностью: положив обе руки на Настины ягодицы, он мял упругое молодое тело и отчаянно терся своей грудью о шишечки бюстгальтера. Затем приник жирными губами к ее тонкой шее и всосался в нее глубоким поцелуем.

Насте уже было все равно. Хмельной жар охватил тело приятной истомой, перед закрытыми глазами плыли разноцветные шары и кольца, а чужие руки уже не казались чужими – это были руки Костика, ее Костика – самого дорогого на земле человека. И она отдалась на волю этих рук, повторяя имя любимого там, в зале, во время танца, а затем лежа на одном из столов в темном банкетном зальчике, когда Николай Дмитриевич торопливо сдирал с нее трусики и колготки, поставив ее раздвинутые в стороны ноги на два стула у края стола. И лишь почувствовав в себе горячее, большое, таранившее низ живота, открыла глаза и, различив в хмельном тумане чужое лицо над собой, открыла рот, чтобы закричать. Его тотчас же перекрыла потная, скользкая, противная ладонь с пальцами‑сосисками...