Охота на ламию. Институт неблагородных

— Так кого ты увидела? — спрашивал Рандал каждый раз, а я уходила от ответа.

Недоверие всё ещё оставалось в моём сердце, хотя с каждым часом в нём всё сильнее разгорались любовь и страсть, не оставляющие места для благоразумия.

— Пойми, если не скажешь мне, Дазромак точно не отстанет.

Я пожимала плечами. После нашего безумства в пыльной заброшенной лаборатории прошло несколько дней, а в расследовании ничего не поменялось.

Волкодлак всё чаще звал меня на допросы и всё дальше отходил от изначальной роли благодушного покровителя. В его речах проскальзывало нетерпение, и дознаватель начинал угрожать. Вначале он пообещал, что меня зашлют в самый дальний округ Илиодора, где я буду прислуживать начальнику местной полиции, потом взывал к совести и пытался взрастить чувство вины за моё якобы нежелание помочь следствию.

Я стойко держалась выбранной ранее линии поведения:

— Ничего больше не видела. Только слышала имя. Ярлонг.

— Вы покрываете любовника! — однажды сорвался на крик дознаватель, и мне почудилось, что он сейчас обратится в огромного серого волка и разорвёт меня в клочья. Может, так оно и лучше.

От Хадриана не было вестей. Когда я на следующий день пришла поговорить с ним наедине и прикупить сладостей, лавка оказалась закрытой. Декан тоже пропала. Все, кого я спрашивала о гранде Лагре, лишь пожимали плечами, не видя повода для беспокойства.

Но они и не ведали того, что знала я. Как-то возвращаясь с занятий по Анимагии, в которой я делала неожиданные успехи, укрепляя связь с доппельгангером, я столкнулась со вторым проректором Нардиком Стенсеном.

— Вы не посещаете мои уроки танцев, — произнёс мужчина таким тоном, будто обвинял меня в преступлении. Если бы Древние не проиграли, наверное, он был бы не учителем, а палачом. — И светской этикой вы тоже пренебрегаете, Лесникова.

— Простите, гранд, — пролепетала я, стараясь не смотреть ему в глаза. — Я всё отработаю.

Воспоминания о нашем разговоре отозвались болью в метке на бедре. Тогда этот сероглазый мерзавец предложил мне стать его любовницей и сделал это так, что у меня до сих пор болела голова. Я с содроганием вспоминила его глаза в тот момент, в них читалась если не ненависть, то брезгливость.

— Да, я слышал, что ты всё-таки стала обслугой Истинных, тварью, ползающей у них в ногах в надежде на милость, — выплюнул он и, не прощаясь, пошёл вперёд, плечом оттолкнув меня в дороги.

Воспользовавшись тем, что он потерял ко мне интерес, я поспешила на очередное занятие по боевой магии. Вот где-где, а на этом уроке я чувствовала себя, как второгодник среди одарённых.

Боевые заклятья не давались мне ни с первого, ни со второго раза, я и выбрала этот цикл исключительно потому, что об этом просила Фарф, но уроки стали отнимать слишком много времени и сил, а подруге мои занятия уже не пригодятся, поэтому я всерьёз подумывала отказаться от них. Сосредоточусь на том, что неплохо получается.

Как ни удивительно, в числе успешно практикуемых предметов оказалась и магия Прорицания.

После того как мне удалось использовать Дар сновидца, в голове открылась какая-то заслонка, и на меня хлынули цветные сны. Я видела их почти каждую ночь и просыпалась невыспавшейся. В последние ночи сны стали тёмными и более пугающими.

Они приходили на рассвете и не покидали меня, пока я не вскакивала в слезах и холодном поту. В одно из таких недобрых утр на постели рядом со мной оказался Рандал. Он обнял меня и начал гладить по волосам и плечам, целуя и шепча, что никому не даст причинить мне зло.

— Я знаю, — улыбалась я сквозь слёзы, понимая, что всё дело вовсе не во мне, а в метке. Тот, кто задумает сделать больно мне, одновременно ранит и моего Дракона.

Понимание сути ситуации лишь причиняло мне боль и наносило более глубокую рану, которую я скрывала ото всех, в том числе и от себя. Конечно, не будь метки, Рандал Гумонд и не посмотрел бы в мою сторону. Мы бы пару раз разделили постель и разбежались.

Даже не знаю, что хуже: понимать, что ты безразлична любовнику, который видит в тебе лишь боевого товарища, или привязать его навечно, видя, что чувства продиктованы меткой на бедре, своего рода магией. А значит, не могут считаться настоящими. Легко принимать любовь, когда нет выбора. Легко и стыдно, будто крадёшь еду с чужого стола. Желудок сыт, а душа обесчещена.

— Что тебе снится? — спросил Рандал. И я попыталась уйти от прямого ответа, потому что это значило открыть правду, которую я уже сообщила Персилии и Халриану.

— Как ты оказался в моей комнате?

Я заглянула ему в глаза, ловя своё отражение в тёмных зрачках. Рандал горько усмехнулся:

— Мне нравится наблюдать, как ты спишь.

А потом, стерев улыбку с лица, добавил как бы между прочим:

— Стерегу тебя от опасностей. Я знаю, ты видела лицо убийцы. И Дазромак это понял. Зачем ты скрываешь его личность? Чего боишься?

Ну чем я могла на такое ответить? Как бы ни хотелось открыться, слова костью застревала в глотке. А если дознаватель прав? Если Рандал один из Охотников?