Охота на Лань. История одной одержимости

Глядя на сестру, Джакомо всегда испытывал чувство страха перед ее странной красотой, словно не до конца верил, что она явилась на свет из того же чрева, что и он. Когда белая рука сестры доверчивой голубкой ложилась в его по-мужски грубую ладонь, он чувствовал себя крестьянином, идущим рядом с королевой. В зеркалах они отражались похожими: белокожие, рыжие, но даже видя ее лицо рядом со своим, он ощущал ее иной. Возможно, дело было в том, что она была девочкой, и он не всегда понимал ее. Джованна иногда совершала поступки и говорила вещи, которые ему были чужды. Валентин сестру понимал, но с братом Джакомо не испытывал этого томительного волнения, словно ожидания раската грома, после яркой вспышки в небе. Такой была для него Джованна: яркой, пронзительной, порой даже опасной.

Однажды в пять лет она нашла выпавшего из гнезда птенца. Тот уже еле дышал, когда девочка принесла его братьям. Она была уверена: они спасут его. Братья отбросили деревянные мечи, которыми дрались, кинулись к сестре. Джованна торопливо шла к ним через высокую траву, держа перед собой ладони, сложенные чашей. В волосах запутались ветки и листья: она в то время испытывала тягу к лазанью по деревьям. Девочка звала их на помощь, братья подбежали к ней, окружили. На ладошках она держала маленького черного птенца с желтыми уголками на клюве, с кожей, проглядывающей сквозь редкий пух. Малыш едва дышал, его круглые черные глаза смотрели уже без страха, с отрешенным отчаянием.

– Он лежал на земле, – Джованна торопилась переложить птенчика в руку Джакомо, словно это могло защитить его от смерти.

– Ему ничем не помочь, – покачал головой старший брат, так и не протянув ладонь.

– Сестрица, нам его не спасти, – Лоренцо мягко положил руку ей на плечо. – Он слишком маленький.

Слезы текли у девочки по щекам, она не желала им верить, но глаза птенчика подернулись сизой пленкой, веки смежились, и он застыл, нелепо откинув голову и обмякнув. Смерть впервые прошла близко от Джованны. Не веря своим глазам, она ждала, что он пошевелится, проснется, но Лоренцо накрыл ее ладошки своей рукой и мягко забрал птаху. Валентин крепко обнял сестру, и она заплакала у него на груди.

Странная мысль вдруг закралась в ее головку. Никогда ранее она не представляла себе маму мертвой, мама жила в ее фантазии по рассказам старших братьев, жила на небе, как говорил священник. Но, став свидетелем прихода смерти, вдруг поняла: что-то похожее, страшное и неотвратимое, произошло с мамой, и тело мертвого птенчика стало отражением и той смерти тоже. И впервые Джованна испытала ужас перед тем, как легко из живых существ люди и животные становятся лишь бездушными телами, нелепыми в своей окаменелой неподвижности.

– Я не хочу умирать! – топнула она вдруг ногой, оттолкнув Валентина. – Не хочу! И не хочу, чтобы умер ты! И ты! И ты! – она показала на каждого из братьев, дрожа от гнева. – Мерзкая смерть. Грязная, мерзкая смерть!

Она бросилась было бежать, но Лоренцо успел схватить ее за рукав.

– Не смей убегать, Джованна. Этот птенец умер у тебя на руках, так будь достойна его доверия, надо похоронить его. Убежишь, значит струсила, не перекладывай на нас ответственность. Сейчас попросим лопату, и ты сама его предашь земле, тогда он будет тебе благодарен.

Они похоронили птицу в саду под яблоней, внезапно вспомнил Джакомо. Лоренцо даже прочел шутливую речь про короткую жизнь птенца, заставив Джованну улыбнуться.

И вот теперь эта угловатая и смешная девочка, напоминавшая сама желторотого неоперившегося птенца, вдруг обрела плавность, словно распушилась перед первым полетом молодая птаха. Она по-прежнему жалела животных, любила возиться с ними и лечить, плакала, когда они умирали, пряча лицо на груди Валентина. В нем она находила утешение любому своему горю, каким бы малым или великим оно не было. Стоило ей уткнуться носом в его грудь, крепко схватить за рукав, стоило ему прижать ее к себе, и плечи расслаблялись, словно он снимал с нее груз боли. Джакомо немного завидовал этой способности Валентина. У кого, как не у самого старшего брата, искать утешения и защиты? Но в то же время он понимал, что начнет уговаривать и учить ее испуганно, робко, словно обороняясь от ее проникновенного и отчаянного взгляда, в отличие от Валентина, который прежде всего давал ей любовь, а потом советы.

– Отец, но еще слишком рано, – Валентин старался держаться, но сжатые кулаки выдавали его с головой.

– Джованне шестнадцатый год. Союз с семьей Торнабуони выгоден для нас.

Джакомо просто молчал, не в силах высказаться.

– Джованна знает? – Лоренцо, как всегда, нащупал слабину в деле.

– Пока нет. Я хотел обсудить это с вами, – отец обвел взглядом троих братьев.

– Она не согласится! – пламенно вскинулся Валентин.