Охота на лесную нимфу

Центральная подъездная дорога вывела Женьку с Туманом на широкий мощеный двор перед старинным особняком, переделанным в ставший очень популярным дом отдыха. Летом те, кто мог себе это позволить, жили здесь в основном семьями, по парку бегали дети, на озере было немало купающихся. А вот по окончании сезона дом отдыха нередко снимали на несколько дней ищущие развлечений и не привыкшие считать деньги субъекты, приезжающие сюда на дорогих иномарках уже без семей. Они появлялись здесь, почти все как один, чтобы «на природе» (то есть в парке) жарить шашлыки, париться в сауне вместе со своими холеными любовницами, подальше от жен, и вливать в себя дорогостоящее содержимое красочных фирменных бутылок, напиваясь почти до поросячьего визга. До Женькиного домика, как бы далеко от особняка он ни стоял, каждый раз доносились отголоски их оргий, несмотря на плотно закрытые окна и дверь. Орала музыка, сотрясая мощную стереосистему, горланили во всю мощь грудных клеток гуляющие мужики, пронзительно хохотали и визжали их девицы. Что конкретно там происходило, Женька не знала и знать не желала. Она выходила в парк либо на рассвете, когда все наконец засыпали глубоким сном, либо после того, как они уезжали прочь на своих дорогих машинах, чтобы убрать за ними разбросанные повсюду банки и бутылки, а в придачу и другие, порой самые неожиданные предметы, иногда вызывающие смех, а иногда наводящие на довольно жуткие мысли. Одной из таких неожиданных Женькиных находок однажды стал Туман. Поначалу она приняла его за брошенную в кусты мокрую грязную шкуру и подошла, намереваясь вытащить ее оттуда, чтобы зарыть вместе с другим не подлежащим сжиганию мусором. Но «шкура» вдруг подняла окровавленную морду. В первый момент Женьке стало так дурно, что даже сердце закололо. Немного отдышавшись, она приблизилась к собаке. Пес уже снова уронил голову на лапы, и одни только его карие глаза выглядели живыми. Они смотрели на Женьку так, что ее начало трясти. Ее колотило от той глубины страдания, что читалась в говорящем яснее слов собачьем взгляде, и от сознания нанесенных собаке увечий, и от ярости на того, кто это сделал, и от ужаса перед чудовищной жестокостью той пьяной твари, которая оказалась на это способна. Она сжимала зубы, чтобы унять дрожь, и глотала слезы, почти уверенная в том, что уже ничем не сможет помочь полумертвому псу. Но, немного придя в себя, Женька все же начала действовать. Прежде всего накрыла собаку своей курткой, потом побежала в особняк. С помощью Алевтины, горничной, тоже убиравшей в этот день за уехавшими прочь «гостями», только не двор, а комнаты, Женька перенесла собаку на покрывале к себе домой. И на долгие дни лишилась покоя. В зависимости от самочувствия собаки надежда ее сменялась отчаянием, угасала, чтобы воскреснуть снова и снова угаснуть. С каким-то остервенением Женька выхаживала чуть живого пса, заботясь о нем так, как не всякая мать заботилась бы о своем больном ребенке. Она кормила его из спринцовки, удалив кровоточащие обломки зубов изо рта, меняла под ним мокрые простыни, поскольку он не мог вставать, переворачивала его, чтобы не было пролежней, делала уколы и перевязки. На Женькино и Туманово счастье, воспитывалась она в семье медиков, где дедушка и бабушка были врачами, и поэтому знала, что делает. Знала настолько, что однажды, в очередную бессонную ночь, когда лежала, глотая слезы, раздираемая сомнениями, тревогой и тоской, она услышала, как серый пес покинул свое место и подполз к ее кровати. Эта ночь стала переломной в состоянии Тумана, и после нее он резко, как по мановению волшебной палочки, пошел на поправку. А вскоре уже следовал за Женькой повсюду, как лохматая серая тень. Вначале пошатываясь, на заплетающихся от слабости лапах, а потом все увереннее, бодро приподняв свой уныло болтавшийся поначалу хвост. Не зная, как его звали прежде, Женька назвала его Туманом. Во-первых, за красивый серый окрас, а во‑вторых, потому что именно туман в ту ночь, когда озверевший хозяин пытался убить его, спас псу жизнь. Он заполз в кусты и стал невидим с асфальтированной дорожки в наползающих с озера клубах густого тумана. Идти же на его розыски по сырой траве пьяный садист, скорее всего, просто уже не захотел.

— Женечка, здравствуй! — прозвучал от широкого каменного крыльца знакомый голос.

Женька вскинула голову. Занявшись сметанием листвы во дворе, она не заметила, как из дверей особняка вышла Алевтина с двумя полными фильтрами от пылесосов в руках.

— Здравствуй, Алечка, — ответила Женька. — Ты уж тут раньше меня начала крутиться?

— Да хочется сделать все побыстрее. — Аля спустилась по широким каменным ступеням, подошла к уже собранной Женькой в кучу листве. — Я тебе подкину фильтры?

— Бросай, конечно, — кивнула Женька.

— И откуда столько пыли берется? — вздохнула Аля, складывая фильтры сверху на кучу. — Ведь целыми днями дом пустует, а вот, погляди-ка.

— Это еще что, — усмехнулась Женька. — Разве можно сравнить эти два фильтра с тем, что остается после нашествия орды?