Охота на маршала

Труп начальника УМГБ подполковника Коваля не имел для Дмитрия и Павла никакого значения. Они, не сговариваясь, бросились к лежащему лицом вниз Ивану. Майор совсем перестал чувствовать физическую боль – жгло в груди, огонь вырывался наружу.

Соболь, упав на колени, осторожно перевернул Борщевского на спину. Сдернул кубанку, подложил ему под голову, стараясь устроить поудобнее. Гонта присел с другой стороны, провел рукой по лицу друга.

Стон.

Жив.

– Ваня!

Глаза открылись. Ни Гонта, ни Соболь не знали, кого или что видит Борщевский в эту минуту. Зашевелились губы. Павел наклонился, пытаясь разобрать. Потом внезапно отстранился, растерянно посмотрел на Дмитрия. Выдавил из себя:

– Все… Конец, командир.

Гонта прикусил разбитую губу – хотелось, чтоб заболело.

– Он… – судорожный глоток, – он… что он сказал… Ты слышал, Паша? Что он сказал?

– Анна… Кажется…

– Кажется?

– Анна… Вот так… Митя… Дмитрий Григорьевич… Товарищ майор.

Да.

Это было так.

И все же ни Дмитрию Гонте, ни Павлу Соболю еще долго, очень долго не захочется верить в то, что боевой товарищ, уже погибавший один раз и воскресший, отдал войне свой страшный долг.

Автомобиль подполковника Коваля со скрипом затормозил под окнами.

После недавней странной встречи Густав Винер не находил себе места. Даже боялся выдать себя, но, на его счастье, Лужин вернулся со станции не менее взволнованный и на состояние подопечного внимания не обратил. Вместе с ним вошли командиры автоматчиков, о чем говорили – Винер не понимал. Судя по всему, майор отдавал военным какие-то распоряжения. Но вдруг резкий звук, донесшийся снаружи, нарушил уже привычную привокзальную гамму.

Наружу Винер выглянул вместе с Лужиным. Одновременно бросившись к окну, мужчины даже столкнулись плечами.

В свет фар из машины шагнул человек, которого Винер уже видел, – начальник милиции, кажется, Гонта его фамилия. С ним не было больше никого, сам майор не спешил никуда, оперся о корпус спиной. Даже при плохом освещении было заметно – лицо Гонты в крови, из одежды – китель с расстегнутым воротом, галифе и сапоги. Ремня не было.

Лужин выругался – матерные слова Густав уже научился понимать. Забыв о подопечном, что-то крикнул военным, быстро вышел навстречу приехавшему. Винер, которому передались общие настроения, двинулся за остальными. Стоя на невысоком деревянном крыльце, наблюдал, как Гонта, даже не потрудившись выпрямиться, что-то рассказывает майору. Тот часто перебивал, явление начальника милиции и его слова Лужина не на шутку встревожили. Наконец он что-то коротко велел военным, кивком приказал Гонте забираться обратно в салон, но уже со стороны пассажира. Сам же устроился за рулем, мазнул взглядом в сторону Густава, словно лишь сейчас вспомнив о нем, крикнул:

– Винер, вы остаетесь здесь! Никуда не отлучаться. Это приказ.

– Куда я могу…

Отмахнувшись от его слов, Лужин хряснул дверцей. Взревел мотор, ЗИС двинулся с места, растворяясь в ночи.

Густав пожал плечами. Без майора понятно – идти ему, по большому-то счету, и некуда. Не только здесь, в небольшом украинском городке: Винер не мог сбежать, даже если бы его вновь вернули в Берлин. Слишком долго он хотел заниматься наукой в чистом виде, стараясь не думать о том, что происходит вокруг и кому, для каких целей понадобятся плоды его труда. Затем недооценил режим, пришедший на смену нацистскому пусть не во всей Германии, но все же… У них, похоже, одинаковые потребности в массовом уничтожении себе подобных.

Винер никогда не увлекался спиртным. По праздникам пил пиво, которое, как уверяла супруга, в больших количествах плохо сказывалось на его фигуре и вообще не способствовало нормальному обмену веществ. Однако, стоя на мартовском холоде, Густав уже не впервые поймал себя на крамольной мысли: кто знает, вдруг начать пить – это выход для него в создавшемся положении? Сознательно угробить себя, постепенно перестать представлять ценность для советской власти, глядишь, и образуется все. Найдут других ученых, он не уникален. Пусть ищут, главное, он умоет руки. Не станет ни в чем участвовать.

Легкий свист.

Сперва Густав не понял, что это сигнал для него. Когда повторилось, обернулся на звук. Из-за угла здания, из сумерек к нему шагнул недавний знакомый. Тот молодой парень в круглой шапке, которому несколько часов назад Винер открыл свою тайну. Имени не спросил, да и вряд ли оно имеет значение. Что-то подсказало: между появлением Гонты на машине Коваля и материализацией этого парня есть прямая связь. Какая? Нужно ли ему знать об этом?

– Они надолго уехали? – спросил парень по-немецки, подойдя совсем близко и стараясь при этом держаться подальше от любых источников света.

– Я не понял, что произошло, – ответил Густав.

– Тебе и не надо. – Видно, у парня недавно случилось горе – выдавал тон голоса. – Я все слышал. Гонта рассказал, что на Коваля напали в лесу. Подполковник пытался сам добраться до твоего секретного оборудования. Лужина, кажись, это разозлило. Даже вырвалось – доигрался, мол. Уехали разбираться.

– Мне надо это слышать?