Охота на мух. Вновь распятый

— Предавший меня агент убит, ваше величество! Остались двое…

— Надеюсь, женщин ты простишь? — вспомнил о своей убитой жене Гаджу-сан. — Да! А ты сам-то видел эти гнусные снимки?..

Замечание вождя относительно женщин не оставляло сомнения у Мир-Джавада: Атабек — липовый наследник, а значит, все еще в числе смертных…

— Агент украл у меня фотоаппарат, я не успел проявить!

— А ты что, знаешь, кто эти двое? — деланно удивился Гаджу-сан, подходя к Мир-Джаваду.

— Разумеется! Агент обменялся фотографиями с моей женой на ее золотой значок и пропуск… А второй — Атабек! — с ненавистью сумрачно вздохнул Мир-Джавад над своей ошибкой.

Гаджу-сан впился, подойдя вплотную, в него желтыми рысьими глазами:

— Говори честно, негодяй! Метил в Атабека? Ему был вызов?

Мир-Джавад заранее обдумал всевозможные вопросы и упреки, «проиграл» разные варианты ответов: он готов был рассказать о своем понятии чести семьи, и борьба за сохранение семьи тоже была бы подана во множестве вариантов, но такое обвинение он не обдумывал даже со своим больным воображением. Надо было срочно отвечать, молчание всегда расценивалось Гаджу-саном как признание своей вины и неспособность находить быстрые решения, поэтому, недолго думая, Мир-Джавад пошел «ва-банк».

— Мой повелитель, ничего не скроется от вашего мудрого взора! Все было именно так, как вы сказали, но делал я это скорей подсознательно, и вот почему: Атабек недостаточно почтительно относится к вашему величеству; сколько раз я заставал его развалившимся в кресле, с расстегнутой ширинкой сидит, в то время как разговаривает с вами, мой вождь, по телефону, зевает, стучит по столу, вы догадываетесь чем, мой повелитель, и я, хотя и обязан многим Атабеку, очевидно, не могу ему простить даже малейшего умаления вашего достоинства… Но это только мелочи, главное: погибший на операции мой предшественник на посту начальника инквизиции края что-то знал об участии, может, только косвенном, Атабека в мятеже. Атабек сам делал ему операцию и распорядился заклеить ему рот…

— Себе заклеить? — сыронизировал Гаджу-сан.

— Простите, вождь, неточно выразился… Начальнику, конечно. Делал он ему операцию, кажется, без наркоза, а меня заставил ему ассистировать, хотя я в этом деле совершенно ничего не смыслю. Возможно, что Атабек — великий хирург, но мой предшественник умер на столе.

Васо решил подыграть другу. Вытаращив от ужаса глаза, он завопил:

— Клянусь отца, я первый раз слышу! Отец, ты действительно великий вождь, если одним взглядом, как раскаленными щипцами, вытаскиваешь такие признания…

Гаджу-сан, гипнотизируя, продолжал, не мигая, смотреть пристально на Мир-Джавада, так удав смотрит на кролика.

— Атабек просил твоей головы! — наконец, нехотя произнес Учитель. — У тебя есть неделя, столько, сколько еще продлятся заседания. Если у меня будут основания не отпустить Атабека, я тебя прощу. В противном случае у Атабека будут развязаны руки. Можешь идти!

И пристально смотрел вслед, как Мир-Джавад, чеканя шаг, будто на параде, вышел из кабинета.

— Он все сделает, как надо! — прошептал отцу Васо, неслышно подкравшись сзади, но Гаджу-сан не слушал.

— Настал черед гнома! — думал он. — Дольше всех продержался из тех, кому я очень многим обязан.

И стал разжигать свою погасшую трубку.

«„А негодного раба выбросьте во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов“. Сказав сие, возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит»…

Кирпик затеял опасную игру и сам это понимал. Но желание вернуть прежнюю власть пересилило чувство страха и опасности, чувство самосохранения. Еще он надеялся, что Гимрии будет стыдно рассказывать Гаджу-сану о своих шашнях с малолетними, десяти — двенадцати лет девочками, и он добровольно подаст в отставку. Фотографии, которыми обладал Кирпик, были омерзительнейшими. Желание затмило рассудок. Наивный Кирпик не мог понять, что его пощадили за огромные заслуги в расправах с военными, а вообще, с этого поста добровольно уходят лишь в могилу. А ценность работника такого ранга определяется количеством компрометирующих документов. Очень уж Кирпику хотелось опять стать хозяином жизни и смерти десятков миллионов людей…

Гимрия предложил Кирпику миллион в твердой валюте и заграничный паспорт. Но не деньги толкнули Кирпика на эту немыслимую авантюру, и он с возмущением отказался. Беспокоило его лишь одно: Кирпик не успел переправить документы за рубеж, и хотя они были спрятаны так надежно, что ни один человек, кроме Кирпика, не знал о существовании тайника, некоторое беспокойство все же было.

Кирпик, довольный тем, что «поймал» Гимрию, забыл о круговой поруке, о законе молчания. Документы совершенно случайно попали в его руки в тот злосчастный день, когда Гаджу-сан вызвал его и сухо сказал:

— Слушай, ты вместе с военнообязанными уничтожаешь и тех, кто давно в отставке, и тех, кому до службы в армии еще несколько лет. Я такой команды тебе не давал, перегибы мне нежелательны. Поэтому народ решил тебя от должности освободить, или отстранить, как тебе больше нравится… Сдай немедленно мне ключи от сейфов.