Герцензон получал всю оперативную информацию по поводу ситуации, складывавшейся вокруг СНК. И ситуация эта Герцензону не нравилась. Как не нравилось ему и то, что жена его, Ляля, всё никак не могла собраться и приехать к нему. Вбила себе в голову, что хочет сниматься. И ладно бы ещё в большом кино, это Иван Адамович постарался бы понять. Но Ляля собиралась играть в очередном идиотском сериале.
Настроение было пресобачье. Словно подыгрывая холоду и Лялиному упрямству, разболелась левая нога, которую он вчера подвернул, спускаясь с лестницы.
Это была старая, ещё студенческая травма. Первый раз Герцензон повредил «крайнюю, мать её, левую» во время студенческого чемпионата по волейболу. Это их институтский тренер, крикливый Сан Саныч так выразился — «крайняя левая» с матерью по центру. Сан Саныч вообще любил сказать красиво, и по большей части нецензурно.
Студенческая травма давала о себе знать в «теннисные» времена. Когда ни один нормальный вопрос по бизнесу нельзя было решить без партии–другой. Те теннисные времена уже канули в Лету, а нога осталась и напомнила о своём существовании так вот подло, совсем не вовремя. Это же — курам на смех! Сидит один–одинёшенек в непротопленной вилле один из самых богатых людей России, и его нога считает себя хозяйкой ситуации!
Герцензон поморщился, оторвался от компьютера, плеснул в стакан виски и чуть, лишь на треть, разбавил его содовой.
Немного согревшись хорошим глотком, Герцензон вновь углубился в изучение последних компьютерных сводок со всех фронтов — как экономических, так и политических.
Кажется, проблемы у него грозили появиться не только в России, но и в Швейцарии. Российская прокуратура обратилась к своим швейцарским коллегам с просьбой заблокировать все счета Герцензона и СНК в швейцарских банках.
Швейцарцы пока сопротивлялись, старательно охраняя реноме своей традиционно надёжной банковской системы. Доводы и инсинуации российской прокуратуры на них не действовали. На них действовали лишь точные доказательства того, что через их банки отмываются неправедно заработанные деньги.
Деньги же Герцензона, если отчасти и были заработаны не самым праведном образом, легализованы были грамотно. Не зря же Герцензон кормил целую армию юристов и прочих аналитиков, плюс банковских специалистов!
Неясная тень на мгновение скользнула по экрану.
— Что т-такое?! — дёрнулся Герцензон, резко подняв голову от компьютера.
Прямо перед ним, а вовсе не в виртуальном пространстве стоял человек в затемнённых очках, синей куртке и бейсболке с логотипом «Condiciones idealis».
— Что… вам… тут… — судорожно вспоминал Иван Адамович испанские слова. Появление призрака из обслуги Герцензону не понравилось. Совсем, понимаешь, распустились! Да и вообще, что тут, в кабинете, делает этот грёбаный «Condiciones idealis»? Все коммуникации — на первом этаже. Какого же дьявола?..
— Здравствуйте, Иван Адамович! Давненько не виделись, — на чистом русском сказал очкастый, уставившись тёмными стёклами прямо в глаза Герцензону. Тот посмотрел через плечо незваного гостя: дверь в кабинет была закрыта. Герцензон потянулся к «тревожной» кнопке, установленной с изнанки столешницы.
— Не беспокойтесь, Иван Адамович. Сигнализацию я временно отключил, — улыбнулся очкастый и снял столь неуместные в помещении солнцезащитные очки.
И тут наконец–то Герцензон узнал человека — перед ним стоял Вячеслав Борисович Качалов. Собственной персоной. В карнавальном наряде мастера–теплохолодотехника.
Герцензон откинулся в кресле и попытался успокоиться — Качалов признаков явной агрессии не проявлял. Да и на кой ляд ему, собственно, эти признаки было проявлять? Не убивать же сюда пришёл его бывший сотрудник, специалист по особым поручениям, в самом–то деле! Повода он вроде бы не подавал…
— Правильно мыслите, — будто услышав его мысли согласился Качалов. — Вооружён, но не опасен. Что же вы не предложите мне присесть? В прошлой жизни вы были более вежливы с подчинёнными… бывшими.
— Да, присаживайтесь, Вячеслав Борисович. Извините, — Герцензон уже почти пришёл в себя. — А ведь и вправду давненько не виделись. С тех пор, как вы исчезли, как сон, как утренний туман… — окончательно взял себя в руки Иван Адамович. Быстро щёлкая «мышкой» он свернул все «окна», оставив на компьютерном мониторе классическую заставку. Успокаивающе забулькала вода и поплыли по тёмному экрану экзотические рыбы, мерно шевеля плавниками.
— Производственная необходимость, сами понимаете, — ответил Качалов, усаживаясь в кресло напротив стола. — Обстановка к тому располагала. А главное для людей нашей профессии…
— Вовремя смыться, — иронично подхватил Герцензон. — Уж простите за непарламентские выражения… Между прочим, вы бросили меня в самый сложный момент….
— Но вы ведь живы, как я погляжу? — Качалов забарабанил пальцами по подлокотнику кресла, противно постукивая ногтями. — Насколько я понимаю, господин Сидоров не прислал вам ответку… уж тоже простите меня, грешного, за несколько специфическую лексику.