Охота на отражение

— Вот видишь. Сейчас тебя просто не зацепить особо. Не на кого давить, кроме тебя самого. А будь у тебя жена, дети. Вот представь, подъезжает к тебе на улице этакое черномазое чмо на шестисотом «мерсе», подзывает тебя и с улыбочкой в тридцать два золотых зуба начинает объяснять, что он сделает с твоей семьей, если ты не замнешь дело. И ведь замнешь, потому что очень не хочется, чтобы твои жена и дети перестали быть. А от этого никуда не денешься. Невозможно окружить семью охраной на двадцать четыре часа. Поэтому-то любой чеченец уверен в своих силах и безнаказанности.

— Вы всегда так относились к чеченцам?

— Как?

— Как к нелюдям и зверью.

Атаман покачал головой:

— Я и не говорю сейчас о людях. Пойми, пацан: в составе любой нации есть люди, а есть — животные. Если ты думаешь, что я не знал и не знаю ни одного нормального чеченца, грузина, азербайджанца, — ты ошибаешься. Это хорошие, честные люди. Они живут не для того, чтобы делать зло другим людям. Они честно работают, платят налоги. Они не одобряют войны там, на Кавказе. Причем в первую очередь они не одобряют сепаратизм. Они знают, что вместе всегда лучше, чем порознь. Вот это и есть люди. И их я уважаю, как уважаю любого человека. А животные — это те, кто, приехав сюда, считают, что вокруг него скот. Жалкие твари, которых нужно давить. Он и давит по мере своих сил. Он — хозяин, и любой, кто перейдет ему дорогу, нежилец. Если ему понравилась девушка — он ее возьмет. Если у нее есть жених — он должен заткнуться и не высовываться. Ты улавливаешь разницу, пацан?

— Я пытаюсь ее уловить. Но все равно уж очень резкая у вас позиция.

— Знаю. Но по-другому не получается. Я уже устал оттого, что был неизменно лояльным ко всем и каждому.

Ревякин горестно вздохнул:

— Да, это я заметил.

— Пацан, ты пришел не к тому человеку, который тебе нужен.

Ревякин покачал головой:

— Юрий, мне действительно хочется распутать это дело. Не знаю, как вас убедить, чтобы вы поверили мне. Если не разберусь с этим делом, то меня попрут из органов.

— Уже лучше, — одобрил Атаман. — Ты уже не притворяешься идеалистом, ты пытаешься смотреть на вещи рационально. Это достойно всяческой поддержки и одобрения. Но ведь это не главная причина. Ты на самом деле веришь в то, что должен быть рьяным защитником людей и законоборцем.

— Это плохо?

— Нет, почему же. Это хорошо. Просто у тебя этого качества, на мой взгляд, чересчур. Ну, ничего. Жизнь тебя вылечит.

Сергей почувствовал раздражение. Сидит тут небритый здоровый мужик, по виду — типичный сельский трудяга, не знающий ничего, кроме лопаты да трактора. А сам поучает и вообще ведет себя с таким гонором, словно он тут принц крови!

Атаман заметил состояние собеседника, но ободряюще ему улыбнулся:

— Ладно, парень. Все нормально. Если смогу чем-то помочь, то помогу. Немного таких, как ты, осталось. Чтобы от всей души за закон были.

— Делаете одолжение? — прищурился Ревякин.

— Не лезь в бутылку, — назидательно проговорил Терпухин. — Я же сказал — помогу чем смогу. А мои мотивы тебя волновать не должны.

Ревякин решил не возражать. В самом деле, он своего добился — склонил Атамана к участию в расследовании.

— Когда надо в Сочи быть? — спросил Терпухин.

— Чем скорее, тем лучше.

— Понятно. Значит, поедем завтра. Ты не возражаешь, если я тебя приглашу у себя переночевать?

— Не возражаю.

— Это правильно. Тут, в степи, по ночам хорошо. Звезды такие, каких ты в своем городе и не увидишь. Люблю я эти места. Вот знаю, что надо уезжать, и как-то не по себе.

Атаман разлил по стаканам последнее пиво. До вечера было еще довольно далеко, и Атаман предложил Сергею не полениться выбраться на речку и искупаться.

Сергей послушался. Он выбрался за станицу, туда, где местные купались в неширокой, но достаточно глубокой речке. Разделся, влез в воду, поплавал немного, но вода вызвала у него приступ аллергии. И домой он вернулся, почесываясь. Терпухин взглянул на гостя, вздохнул и достал из аптечки таблетку супрастина.

2.

Остаток дня прошел в неторопливом и, пожалуй, бесцельном общении. Они не понравились друг другу, но понимали, что все равно работать придется в паре.

Атаман размышлял, за каким чертом ему было надо влезать в это дело. И понимал, что не мог не встрять.

Он верил, что человек должен получать по своим поступкам. То есть если ты подлец и ублюдок, то неважно, какой ты нации. Серийный убийца был для Терпухина однозначно лишним элементом в этой жизни.

Поздним вечером Атаман обратился к Ревякину:

— Пацан, так что там у вас произошло?

Ревякин снова вытащил фотографии. Подсел к столу, разложил перед Атаманом все, что имел по этому делу.

— Дела дурные, — сказал Сергей. — Примерно полтора месяца назад кто-то начал убивать молодежь кавказской национальности. Сперва — парнишку в морском порту. Потом девушку и снова девушку. И вот буквально два дня назад — опять парня.

Атаман слушал внимательно, спокойно помешивая чай в чашке, и только чуть заметно кивал в тех местах, которые казались ему важными.