Охота на последнего дикого мужчину

Открыв дверь, я вижу на пороге Виктора и сразу радуюсь, что Паула весь день проводит в школе, а Рубен Первый живет в царстве, которое еще имеет малое отношение к нашему миру. Если бы это было не так, оба создания были бы вынуждены созерцать своего отца, вырядившегося, как на карнавал, в джинсы «Левис» на семь размеров меньше, чем необходимо, которые страшно тянут, но, видимо, по его мнению, придают ему сексуальный вид. На нем футболка с изображением лица серьезного и бородатого мужчины, напоминающего Иисуса Христа. Черная надпись оповещает: «Разыскивается за вознаграждение Иисус из Назарета, галилеянин, тридцать три года, смуглая кожа, борода и волосы, как у хиппи, шрамы на руках и ногах. Ходит в сопровождении больных проказой и нищих, с ним шайка из двенадцати лиц неопределенных занятий. Смущает народ фразами типа „Возлюбите ближнего своего" и „Простите своих врагов". Если его встретите… следуйте его примеру». Мне требуется некоторое время, чтобы прочесть текст на рубашке Виктора, а он тем временем почесывается и несколько раз произносит: «Привет, э-э-э, привет». Затем я раздумываю буквально одну секунду – потому что это максимальное время, которое я позволяю себе размышлять над некоторыми вопросами – например, мне никак не удается припомнить, какая была фамилия у Господа нашего Иисуса Христа. Святой Иосиф, его приемный отец, должен был передать ему какую-то фамилию, но я ее не знаю. В этом смысле Христос подобен Шер:[11] похоже, им удалось стать повсеместно известными только по своему первому имени.

Вероятно, задумка с футболкой – это стратегический ход, чтобы смягчить нас, напомнив, что не по-христиански выцарапывать людям глаза, особенно тому, кто был преданным свояком, зятем, мужем внучки и племянницы, единственным представителем сильного пола, который в течение многих лет переступал порог этого дома, если не считать Кармину, которая очень сильно на мужчину смахивает, но не является им по своей сексуальной ориентации. Но меня не проймешь: я набираю в грудь побольше воздуха и заявляю, что, если мне придется смешать мужчину с грязью, для того чтобы поставить Виктора на место, я это сделаю без всяких колебаний.

– Тебе не стыдно снова появляться на пороге этого дома? – вопрошаю я у него с негодованием. Заметно, что в последние дни Виктор посвежел. Он смотрит на меня с покорностью сконфуженного преступника. Должно быть, на него оказывает влияние текст на футболке, который он наверняка считает удачным переложением Библии.

– Я хочу видеть своего сына, – униженно бормочет он.

– Мы пришлем тебе видеозапись, – говорю я и собираюсь закрыть дверь.

– Подожди, Кандела! – Он пытается мне помешать, и в результате я защемляю ему пальцы правой руки.

– Видишь, что произошло из-за твоего упрямства.

– Я хочу увидеть своего мальчишку… – говорит он, облизывая один за другим пальцы пораненной руки. – Я его отец и имею право.

– Поговори с Эдгаром, он адвокат Гадор и знает, что решил судья. Впрочем, я помогу тебе сэкономить на звонке, ведь твой мобильный слишком дорого тебе обходится: судья решил, что ты можешь приходить один раз в три месяца. Если бы ты не был извращенцем, мог бы чаще видеть своих детей. Семейным судьям не нравятся распутные отцы, они разумно полагают, что такие отцы плохо влияют на детей.

– Но, Кандела, я еще даже не видел младенца, а он ведь мой сын! – Он испуган и молит меня взглядом, а я утверждаюсь в предположении, что он один из тех типов, для которых унижение – не проблема, лишь бы получить что им хочется.

– Я знаю, что у тебя есть другой сын, которого ты можешь навещать, сколько душе угодно. – Я чувствую себя железной дамой, особенно после того как прищемила ему руку.

– Если честно, я не уверен, что тот мой. – Он продолжает ласково поглаживать свои пальцы, как будто это рука другого человека, которого он сильно любит.

– Но ты дал ему свою фамилию.

– Ничего другого я не мог ему дать. – Он не может выдержать мой обличающий взгляд.

– И его ты тоже назвал Рубеном.

– Это единственное, что мне пришло в голову, когда мне дали регистрационную форму… Мы столько передумали с Гадор, пока не нашли наконец имя, которое бы нам нравилось! Ведь мы уже обсудили все достоинства и недостатки разных имен. – Его глаза умоляют, чтобы его простили, хотя я совсем не та, у которой он должен просить прощение.

Конечно, паршивая свинья, я тебе верю, но, как всякой свинине, тебе было бы самое место в духовке. Все дело в том, что ты проявил жадность даже в раздаче имен. Засунь свои объяснения в задницу.