Охота на Сталина, охота на Гитлера. Тайная борьба спецслужб

Услышав, что Мюллер высказывает подобные взгляды, я был изумлен. Ведь он всегда говорил, что Борман не что иное, как преступник; чему же следовало приписать внезапную перемену отношения к нему? Я нервничал, пытаясь понять, что нужно Мюллеру. Хочет ли он поймать меня в ловушку? Выпивая одну рюмку коньяка задругой, он отпускал такие выражения в адрес гнилого Запада и наших руководителей – Геринга, Геббельса, Риббентропа и Лея, что те, наверное, чувствовали себя в тот момент весьма дурно. Мюллер был живой картотекой, ему было известно все, самые интимные эпизоды жизни каждого из них, и поэтому он сообщил мне ряд забавных деталей. Но все омрачало не покидавшее меня чувство беспокойства. Чего добивался этот человек, которого переполняли горечь и обида, так внезапно начавший раскрывать передо мной свою душу? Раньше никто подобных вещей от Мюллера не слышал. Для того чтобы направить беседу по иному пути, я беспечным и шутливым тоном заявил:

– Превосходно, господин Мюллер. Давайте сразу начнем говорить «Хайль Сталин», и наш маленький папа Мюллер станет главой НКВД.

Он посмотрел на меня, в его глазах таилась зловещая усмешка.

– Это было бы превосходно, – ответил он презрительным тоном, и его баварский акцент проявился сильнее. – Тогда бы вам и вашим твердолобым друзьям буржуа пришлось бы качаться на виселице.

Странная беседа закончилась, но я так и не понял, к чему стремился Мюллер. Это стало ясно несколько месяцев спустя. Наш разговор происходил как раз в то время, когда Мюллер стал идеологическим перевертышем. Он уже не верил больше в победу Германии и считал единственно возможным выходом из положения заключение мира с Россией. Это находилось в полном соответствии с его образом действий. Насколько можно было судить по ним, его концепция взаимоотношений государства с отдельной личностью с самого начала не была ни германской, ни национал-социалистической, а фактически была коммунистической. Кто знает, сколько людей тогда под его влиянием перешло в восточный лагерь?

Мюллер прекрасно знал, что ему не удалось произвести на меня впечатление. Перемирие, которое мы заключили на один вечер, закончилось. Впоследствии из-за его враждебного отношения я потратил впустую немало нервов и сил. Между нами шла своеобразная дуэль в темноте, причем преимущество было на его стороне. Враждебность его особенно усилилась с конца 1943 года, когда он установил контакт с русской секретной службой, и мне приходилось считаться не просто с его личной неприязнью: я был объектом ненависти фанатика.

В 1945 году он присоединился к коммунистам, а в 1950 году один немецкий офицер, возвратившийся из русского плена, рассказывал мне, что в 1948 году видел Мюллера в Москве. Вскоре после той встречи Мюллер умер».

Да– а, шеф гестапо Мюллер, работающий на НКВД и симпатизирующий «восточному лагерю», душеприказчик Гитлера Борман – это вам не загадочная Ольга Чехова и боевик боксер – «перебежчик» Игорь Миклашевский. Такие люди при желании и покушение на Гитлера могли организовать куда лучше, чем Штауффенберг, и государственный переворот устроить, чтобы сделать Третий Рейх союзником Советского Союза. Да и информацию, касающуюся общей стратегии войны и замыслов Гитлера, шеф гестапо и особенно вхожий к Гитлеру и держащий в руках все нити управления начальник партийной канцелярии могли бы поставлять Советам в избытке. Но вот беда: как раз с конца 1943 года, после ареста группы Шандора Радо в Швейцарии, никакая информация стратегического характера из источников в Германии в Москву не поступала». Во всяком случае, сведения такого рода никак не отразились на планировании основных операций Красной Армии в последние два года войны.

В сообщении Шелленберга очень настораживает и то, что Генрих Мюллер, не отличавшийся излишним образованием и интеллектом и не замеченный современниками в склонности к философствованию, в «Лабиринте» предстает настоящим философом, выдвигающим оригинальную концепцию превосходства коммунизма над национал-социализмом. Похоже, что здесь под маской персонажа Мюллера в шелленберговских мемуарах говорит сам Шелленберг, человек весьма образованный. Таким вот иезуитским способом бывший шеф зарубежной разведки национал-социалистической партии, возможно, взялся объяснить Западу причины победы России во Второй мировой войне.

Гелен, вероятно, под впечатлением от книги Шелленберга, в своих мемуарах развил версию о Бормане – советском агенте. Начал он издалека – со своих бесед с главой абвера адмиралом Канарисом: