Охота на Сталина, охота на Гитлера. Тайная борьба спецслужб

Я сел за стол вместе с другими. Это обстоятельство возмутило Гителя. Как так! Рядовой солдат, а ведет себя как равный! В тот момент, когда я отвечал на вопросы Гителя, взбудораженного моим бестактным поведением, Кузнецов зашел за его спину, моргнул мне и с силой навалился на гестаповца. Я тут же ринулся на помощь, заломил руки фашиста за спину. Подоспел и Хуберт Гляз. Он воткнул в рот хрипевшему Гителю кляп. Фашист понял свое безвыходное положение и с выпученными от страха глазами замотал головой, подтверждая свою готовность пойти на все условия, лишь бы ему сохранили жизнь».

Теперь Кузнецов начал с майором «задушевную» беседу:

"– Слушайте, Гитель. Скажите правду, что вы знаете о немецком офицере, которого заподозрили в сотрудничестве с иностранной разведкой?

Гитель потрясенно молчал.

– Если вы не хотите говорить, я не настаиваю, – ласково продолжал обер-лейтенант Зиберт. – Тогда вы умрете без покаяния.

– Нет, нет! – в отчаянии заорал майор, взывая к чувству расовой солидарности. – Вы немец и не совершите преступления против немца!

– Говорите! – великодушно разрешил Кузнецов.

– О вас, обер-лейтенант, я знаю, только одно: вы очень часто приезжаете в Ровно и неизвестно откуда. Меня это заинтересовало, ведь если бы вы подольше были на фронте, я бы свободнее себя чувствовал в… обществе Лидии Ивановны…

– Кому вы сказали о своих подозрениях? – поинтересовался Кузнецов.

– Только… Только Лидии Ивановне. Я сам хотел с вами разобраться. Но свои намерения, как видиге, не выполнил».

Под конец у Струтинского противники говорят патетически:

"– За меня отомстят! Кузнецов заметил:

– Поздно. Мы выполняем приговор народа!» Гителя пристрелили, затолкали тело в брезентовый мешок и утром зарыли на огороде.

Версия Струтинского отличается от версии Медведева тем, что главным мотивом действий Гителя выступает не стремление войти в связь с английской разведкой через ее агента Зиберта, а ревность к этому Зиберту. Но и в этом случае действия майора выглядят нелепо. Если он настороженно относился к обер-лейтенанту как к сопернику и к тому же подозревал его в шпионаже, то почему так легкой даже с воодушевлением принял приглашение Зиберта ехать в незнакомое место, да еще в одиночку? А избавиться от соперника Гитель мог очень легко и безопасно: доложить начальству о своих подозрениях, оно бы запросило Берлин, и вскоре бы выяснилось, чго ПаульЗиберт в кадрах вермахта не числится. Ему – пуля в застенке СД, а Гителю – медаль или даже Железный крест за бдительность! Чем плохо! Так нет, майору, хоть и был он, по уверениям Струтинского, из робких, захотелось вдруг рискованных приключений – и поплатился головой.

Струтинский приписывает Гителю еще и двурушничество в советском плену, чтобы лишний раз показать подлую натуру майора и убедить нас: этого фашиста было бы грех не вывести в расход. Но вот, в отличие от Медведева, он ничего не говорит о связи Гителя с судьей Функом, поскольку называет майора начальником хозяйственного отдела рейхскомиссариата. Между тем, думаю, тут Медведев не фантазирует. Именно в близости Гителя к Функу и было все дело. Вероятно, майор хорошо знал привычки и распорядок дня судьи, его апартаменты, и понадобился готовившим покушение на судью партизанам всего лишь в качестве «языка». Получив необходимые сведения, Кузнецов и Струтинский Гителя прикончили. Вряд ли майор имел какое-то отношение к контрразведке, да и в советском плену, скорее всего, не был. Ну как, скажите, удалось ему из лагеря немецких военнопленных под Красногорском добраться до Ровно?

Вероятно, с тою же целью, что и Гителя, при похищении генерала Ильгена Кузнецов и его товарищи прихватили с собой и личного шофера рейхскомиссара Пауля Гранау. Видимо, рассчитывали получить у него подробные сведения о маршрутах поездок и распорядке дня шефа. Затем шофера Коха постигла та же участь, что и Гителя. Граунау пристрелили вместе с Ильгеном, а трупы зарыли на хуторе между селами Новый Двор и Чешское Квасилово.

Что же касается таинственного майора фон Ортеля, то его история представляется совершенно фантастической. Согласно мемуарам Медведева, дело обстояло следующим образом:

«Если одну черту в характере фон Ортеля – его непомерное тщеславие – Кузнецов уловил с самого начала их знакомства и, уловив, начал искусно играть на этой струнке, то теперь ему открылась другая черта, более важная, объясняющая всего фон Ортеля, со всеми кажущимися противоречиями. Этой чертой в характере Ортеля был цинизм…

Зиберт оставался верен своему обыкновению ни о чем не спрашивать. И его собеседник ценил в нем эту скромность.

– Послушай, Пауль, – предложил он вдруг, – а что если тебе поехать со мной? О, это идея! Клянусь богом, мы там не будем скучать!

– Из меня плохой разведчик, – уклончиво сказал Кузнецов (по правилам жанра отменный советский разведчик прикидывается неумехой в этом деле, чтобы вызвать улыбку у читателей; отсюда чисто литературное происхождение диалога Зиберта с Ортелем. – Б. С.).

– Ха! Я сделаю из тебя хорошего!

– Но для этого нужно иметь какие-то данные, способности…