Охота на тринадцатого

— Тоже видели? — возбужденно заорал набежавший техник. — Во, блин, здорово, что живы! Из первой почти всех побили, а вы живы! Я смотрел, на «семерке» целого места нет, вся в крапинку! Вы как выкрутились? «Тринадцатый» на себя атаку оттянул, да? Зуб даю, это испытывают новый боевой дрон! Зампотех проболтался! Говорит, оператором на нем сам зам директора по боевой! Хоть и пьяница, но пилот от бога! Как он европейцев, а? Могут, оказывается, у нас еще технику делать! Хотя… откуда дрону взяться, а? Мы на матке все углы знаем, негде ему прятаться… Пилоты говорят — призрак… Слышь, а вы «тринадцатого» сами видели?

— Как тебя! — хмуро сказал командир.

— Ну и как он? В смысле, выглядит? Правда, что как новая модификация, или врут пилоты?

— Ты в бой летал? — осведомился командир. — Нет? Тогда понятно. Что мы, по-твоему, могли увидеть после Олл-аут? И чем? Глазами, что ли, на пяти тысячах силуэт снять? Мозгач.

— А, ну да, — поскучнел механик. — Врут, значит, пилоты? А клялись! Вот и верь людям…

— Боекомплект в «семерке» пополнили, мозгачи? Ах нет? И оружейникам сказать некому?

Механик поскучнел еще больше, пробормотал что‑то насчет перевода в нормальную эскадрилью и свалил.

— И ты думаешь, оне сделают выводы и поставят к матке полное охранение? — обратился пилот к командиру.

— Зачем сейчас охранение? — машинально спросил офицер. — Европейцы же ушли.

Получил в ответ три понимающих взгляда, покраснел, раскрыл рот… и вдруг сказал неверяще:

— Ребята, получается, это вы «тринадцатый»?

— Мы?! — изумился стрелок. — Ну, знаете! Мы, конечно, не абы кто, но чего «тринадцатому» приписывают, нам ни в жисть не сделать!

Офицер припомнил основные легенды про «тринадцатого» и сконфузился. Действительно, такое обычному истребителю не под силу, только призраку.

— Пойду‑ка я лучше распоряжусь насчет пополнения боекомплекта, — вздохнул он. — А то действительно европейцы вернутся. Чтоб с «тринадцатым» разобраться. Я бы на их месте вернулся.

Экипаж обеспокоенно переглянулся.

* * *

Мой будущий критик! Да, картина жизни первых апостолов новой веры, ее начальных робких шагов, бледна. Мог бы расцветить ее безмерно — но я от принципов не отступаю и в малом. Бледной она была, и незачем приукрашивать. Приукрашивания — неправда, а я на правде стою.