Охота на вампиров

В общем, после допросов всех участников той роковой операции кесарева сечения вырисовывалась жуткая картина. Доктор Пинчук, шатаясь отнюдь не от усталости, вошел в операционную и с ходу стал глубоко засаживать в глотку несчастной женщине эндотрахеальную трубку, не попадая куда надо. По правилам полагается делать за один раз не более трех попыток, после чего «раздышать» больного, убедиться, что его кожные покровы розового цвета и дыхание восстановлено, и только потом пробовать снова. Куда там! Анестезиолог раз за разом всаживал в гортань роженицы прибор, пытаясь даже ввести трубку не тем концом, и сделал зараз около двадцати попыток жестокой интубации. Медсестры буквально хватали его за руки, умоляя прекратить издеваться над пациенткой. Хирург (который, вообще-то, главный во время операции, его командам должны подчиняться все; но на Пинчука, не иначе как за счет его заслуг, это правило, видимо, не распространялось) предложил анестезиологу сменить вид наркоза, дать, в конце концов, внутривенный, но Пинчук пренебрежительно отмахнулся: мол, твое поле — «нижний этаж», туда и смотри. И хирург умолк, не осмелившись более делать замечания уважаемому человеку. Пробив гортань пациентки, введя трубку так, что дыхательная смесь стала поступать в пищевод, а не в легкие, доктор Пинчук со спокойной совестью отключил ей искусственную вентиляцию легких и вознамерился было пойти снова приложиться к бутылочке. В общем, ребенка доставали уже из трупа, в операционной ране была темная венозная кровь.

Врачи лихорадочно стали предпринимать попытки вернуть пациентку к жизни. Возможно, они увенчались бы успехом, если бы реанимационным отделением не заведовал тот же самый доктор Пинчук. Единственный в роддоме дефибриллятор, за состоянием которого должен был следить зав реанимационным отделением (он же доктор Пинчук), не работал, так что реанимационные мероприятия свелись к вялому похлопыванию по груди умирающей, которое должно было сойти за непрямой массаж сердца.

И вот когда случилось непоправимое, доктор Пинчук испугался. Зная, что в роддоме присутствует муж пациентки, он побежал в кабинет главврача, вызванного на работу по этому скорбному поводу, и бросил тому на стол заявление об уходе.

Но утро показалось доктору Пинчуку не таким уж мрачным. Выяснилось, что труп женщины не поехал в городской морг, а отправился вниз, в танатологическое отделение роддома, которым заведовала хорошая подруга и ученица доктора Пинчука. И к которому она пошла за советом, как лучше описать в акте вскрытия причину смерти.

В общем, с каждой минутой жизнь преступного доктора налаживалась. В медицинских документах возникла «ураганная инфекция», поврежденная трахея чудесным образом восстановилась…

Короче, у меня не оставалось другого выхода, кроме как эксгумировать труп потерпевшей и удостовериться самой, что же там с трахеей.

Извлеченный из могилы труп женщины привезли в морг, и эксперты с трепетом приступили к исследованию. Я стояла у дверей секционной, когда медики все дружно посмотрели в мою сторону.

— Что там? Что с трахеей? Она цела? Или…

— Что? — переспросил один из экспертов. — Не верю глазам: ее вообще нет!

Конечно, ни Пинчук, ни его подружка-патологоанатом не предполагали, что тело будут эксгумировать. Но на всякий случай трахею, якобы неповрежденную, отрезали и выбросили. Повторное исследование убедительно показало, что весь органокомплекс отсечен острым хирургическим инструментом. И, вопреки правилам исследования трупов, не зашит в тело, а уничтожен. Доказывать факт повреждения трахеи пришлось следственным путем: используя показания врачей и медсестер о том, что при попытках интубации из гортани потерпевшей фонтанировала кровавая пена.

Под конец следствия виновными была предпринята еще одна попытка замести следы и подтвердить фиктивный диагноз про «ураганную инфекцию»: у новорожденной девочки взяли еще одни анализы, под каким-то предлогом, и отправили в лабораторию. Анализы должны были подтвердить наличие этой инфекции: видимо, все уже было решено, но в дело вмешались неравнодушные медсестры. Страстно желая, чтобы доктор Пинчук получил наконец по заслугам, и подозревая подвох, они сами устроили провокацию: анализы-то у девочки взяли. Но придержали их, а на исследование отправили… стерильную пробирку! Что и требовалось доказать: в стерильной, пустой пробирке нашлась каким-то загадочным образом эта живучая инфекция!