Когда я была маленькой, мне нравилось приходить сюда с мамой. Вдали от городского шума слышалось пение птиц и шорох ветра в кронах деревьев, и пахло тут свежескошенной травой и полевыми цветами, а не сточными водами, отходами в мясной лавке или гниющими шкурами на дубильне.
Я почувствовала, как слезы наворачиваются мне на глаза. Больше никогда мы с мамой не будем вместе ухаживать за нашим огородом. И вдруг мне стало так одиноко посреди всей этой красоты природы, что у меня закружилась голова.
Я решительно встряхнулась. Мама бы не захотела, чтобы я сидела тут и ревела, поэтому я заставила себя сосредоточиться на том, что мне нужно еще взять к ужину. Собрав лук, порей, мангольд и шпинат, я прихватила пучок петрушки, укропа и любистка и как раз хотела собрать последние дозревшие вишни в мешочек, когда послышался скрип ворот.
– Здравствуй, Сюзанночка! – бодро воскликнула Кети, травница.
Для женщины столь преклонных лет двигалась она удивительно проворно. Всего мгновение – и вот она уже стоит передо мной со своей огромной корзиной на спине.
– Какой у вас ухоженный огород, как и всегда. – Кети оглянулась. – Но немного дождя растениям не повредило бы.
Я кивнула.
– Здравствуй, Кети. Хочешь взять немного мангольда? Он у нас как-то очень разросся.
– С удовольствием.
Я достала нож и, срезав самые крупные листья мангольда, сложила их в корзину Кети к ароматным травам. Мама всегда говорила, что у Кети слишком мало всего для жизни, но слишком много для смерти. Как-то так повелось, что мы делились с ней росшими у нас фруктами и овощами, когда травница заглядывала к нам на огород.
– Да благословит тебя Господь, дитя мое. – Старуха улыбнулась, но как-то невесело. – Должно быть, вы все очень рады, что душа Маргариты обрела покой, верно?
– Ну конечно. – Под ее пристальным взглядом я почувствовала себя неловко.
– Я слышала… – Она оглянулась и продолжила шепотом, хотя вокруг не было ни души: – Я слышала, что Маргарита покончила с собой.
Я испуганно уставилась на нее.
– Ты же знаешь, что это неправда, – выдавила я. – Наш сосед Клеви – лжец и пьяница. Вот сегодня ночью он опять напился вдрызг.
– Но, может быть, я слышала это от кого-то другого… Не волнуйся, Сюзанночка. Ты же знаешь, я молоть языком не стану.
– Но ты в это веришь, так? – Я сжала кулаки.
– Разве я так сказала? – Кети покачала головой. – Но теперь мне пора домой. Становится жарко, моим травам это не пойдет на пользу. – Она засеменила прочь.
– Да погоди же ты! – крикнула я ей вслед. – Кто распространяет эту ложь?
Но травница лишь подняла руку на прощание и закрыла за собой калитку.
Жаркое пахло изумительно, да и выглядело именно так, как должно было: снаружи золотистое, хрустящее, внутри розовое, сочное. Я разложила куски на блюде и поставила его возле очага, чтобы не остыло. Овощи и суп я оставила в горшках. Затем я принесла с полдюжины стаканов и деревянных подставок в столовую, где накрыла стол к празднику льняной скатертью. Я хотела, чтобы все выглядело нарядно, как мне и сказал отец, когда я вернулась домой с покупками и показала ему, что принесла от мясника и с огорода. Потом я полдня простояла у печки.
Слова Кети не шли у меня из головы. С другой стороны, вот уже в который раз увещевала себя я, Селеста – маленький городок, тут любят сплетни и пересуды, как в деревне. В какой-то момент все перестанут говорить о том, как умерла моя мать. К счастью, я была слишком занята стряпней, чтобы обеспокоиться всерьез.
Едва я поставила на стол букетик полевых цветов в вазе, как дверь внизу хлопнула.
– Надеюсь, ты проголодался, – сказал мой отец.
– А то! Аж кишки сводит!
Услышав, кто ему ответил, я вздрогнула от испуга. Аберлин! Так значит, именно его отец пригласил на праздник. И, наверное, договорился с ним уже несколько дней назад.
Во мне поднялась волна ярости. Я бросилась обратно в кухню, подобрала волосы и спрятала их под моим самым уродливым чепцом.
– Сюзанна, мы идем! – крикнул отец, и на внешней лестнице раздались шаги.
Было слышно, как отец и Аберлин придвигают лавку к столу.
Я неподвижно стояла посреди кухни. Вся радость от предстоящего ужина испарилась. Глубоко вздохнув, я отложила забрызганный жиром передник. Все равно от моих переодеваний никакого толку.
Взяв миску с супом, я направилась в столовую. В открытые окна лился солнечный свет, и лучи падали прямо на Аберлина, стоявшего у стола и разглаживавшего мозолистой рукой скатерть. Вислые щеки, как и всегда, багровели, низкий лоб блестел от пота, темные волосы до плеч он зачесывал назад, укладывая маслом.
– Отличная ткань, – одобрительно кивнул он и только потом заметил меня. – Как хорошо, что мы встретились вновь, Сюзанна. – Аберлин двинулся в мою сторону. – Могла бы и заглянуть ко мне в мастерскую.
Остановившись передо мной, он восхищенно присвистнул.
– А ты хорошеешь день ото дня.