Охота на Вульфа

Шторм ненадолго задумалась, означала ли эта черная кожа то, что она, как ей казалось, означала в детстве. Тогда это был символ, вспоминала она, предупреждение об опасности. В довольно-таки небольшом южном городке, где она выросла, черная кожа была прерогативой трудных подростков, мальчишек и девчонок. Она символизировала риск, деньги, силу, достаточную, чтобы противостоять всем в одиночку, и смелость, чтобы выставить все это на всеобщее обозрение.

Теперь ее достаточно зрелый ум говорил ей, что черная кожа — просто дань моде, материал, который используется для курток, плащей и юбок — а вовсе не символ чего-то там. Но ее почему-то не оставляло ощущение, что на Вульфе черная кожа все еще означала опасность.

Он вылез из-под стола и присел на корточки. Выключив фонарик, он положил его на стол и сказал, — Ты была права; оно и впрямь выглядит так, словно его делали в спешке. — Он не поднимал на нее глаз.

Они были так близко друг от друга, что колено Шторм прикасалось к его затянутой в кожу руке. Ей не хотелось разговаривать о телефонных соединениях, но она услышала свой голос. — На это не потребовалось бы много времени. Пять — десять минут, если они знали, что делают. — Совершенно завороженно, она смотрела, как он поджал губы.

Почти сразу, как только вошел в кабинет несколько минут назад, Вульф понял, что не может больше отрицать того, что он по уши в неприятностях и погружается в них все глубже. Смотреть в ее оживленное лицо и слышать ее тягучий говор было равносильно удару электрошоком; рядом с ней он ощущал себя более живым, чем когда-либо раньше. Разница была так ошеломляюща, словно до этого он просто притворялся, что живет, но ничего при этом не испытывал.

Чувства, которые она в нем вызывала, едва ли можно было подавить. Ему потребовалась вся его сила воля, чтобы стоять от нее на расстоянии руки и разговаривать с ней — даже язвительно, как обычно — не выдавая себя с головой; когда он обошел вокруг стола и опустился на колени рядом с ней, его решимость не заводить с ней роман дала трещину. И ему пришлось спросить себя, почему он так этому сопротивляется. Почему это так его злит? Такое сильное притяжение — это несомненно хорошо, а не плохо.

Разве нет?

Голос его не слушался. Он ощущал аромат ее духов, очень экзотический, прошлой ночью он преследовал его дома, а потом и в его снах. Он с трудом нашел в себе силы осмотреть устройство подключения.

А когда он выбрался из-под стола, сосредоточиться на деле оказалось еще сложнее, пока не стало почти невозможным. Его последней надеждой было избегать смотреть в ее зеленые глаза, потому что он знал, что если сделает это, то утонет в них. А он чувствовал, что, однажды попавшись в этот капкан, он уже никогда не вернет себе свою душу. Или сердце.

Он начал подниматься, но повернулся к ней, приподнявшись на одно колено, так что их лица оказались на одном уровне — и он замер, когда она, не подумав, протянула к нему руку. Кончики ее пальцев коснулись его темной рубашки. Шелк, поняла она, и какая-то часть ее сознания сочла контраст между черной кожей и темным шелком странно соблазнительным. Опасный, подумала она, но элегантный.

Глаза его наконец встретили ее взгляд — они были цвета чистого ярко-голубого пламени. Она даже не заметила, когда ее пальцы пробежались по вороту его рубашки и скользнули под него, ощущение твердой, теплой кожи под ее пальцами оказалось для нее потрясением, и она затаила дыхание, отвела взгляд и посмотрела на свою руку. Она касалась его прямо у основания его шеи, и открытый ворот рубашки искушал ее пойти дальше — туда, где на груди виднелись золотистые волосы.

Снова подняв глаза, Шторм почувствовала, как у нее перехватило дыхание, сердце пропустило удар, а затем тяжело застучало, ускоряя темп.

Вульф медленно повернулся, и они оказались прямо друг напротив друга. Его руки теплой, твердой тяжестью легли на ее обтянутые хлопком колени. Она не сопротивлялась, когда он раздвинул ее ноги, а ладони его скользнули по ее бедрам к талии и притянули ее к нему.

Он сидел на коленях перед ней, но вовсе ни о чем не просил; желание, горящее в его глазах, было не просьбой, оно было приказом.

Поза его была невыносимо эротичной, и все женское в Шторм неистово откликнулось на этот призыв. Ее бедра стиснули его талию, а руки легли ему на плечи. Они оказались почти лицом к лицу.

Она хрипло спросила, — Ты не спал из-за меня, Вульф?

— Да, черт побери, — отозвался он, голос его был неровным как гранитная поверхность, но не резким. Ладони его оказались под ее расстегнутой фланелевой рубашкой, обхватили бедра, а затем двинулись вверх к ее тонкой талии. Он хотел поднять край ее черного свитера и коснуться ее кожи, он уже представлял себе ее шелковистое тепло, но не был уверен, что, прикоснувшись к ней вот так, сможет остановиться.

Все еще хриплым голосом Шторм невинно спросила, — Но я же не в твоем вкусе. Как я могла потревожить твой сон?