Охота за атомной бомбой. Досье КГБ № 13 676

Отец выразил надежду, что сумеет дожить до того дня, когда во всем мире будут уничтожены границы и Морриса перестанут преследовать в родной стране. Моррис сказал отцу, что не может оставить свой новый адрес, однако время от времени кто-нибудь обязательно будет приносить ему письма и забирать ответы на них. Простившись, он пересек город и приехал в порт, где на борту парохода, отправлявшегося в Веракрус, его уже ждала Леонтина. Пароход отдал швартовые, обогнул статую Свободы и вышел в открытое море1.

Вот как вспоминала об этих днях Леонтина:

"Перед последней встречей с Клодом я встречалась с Младом, причем вопреки рекомендациям Центра. Он неожиданно приехал из Чикаго и передал мне тревожную информацию, будто бы генералы Пентагона вместе с учеными-атомщиками воткнули в карту СССР маленькие флажки, отметив крупные промышленные центры - будущие мишени ядерного нападения.

Я помню, что Млад непременно хотел, чтобы я выразила от его имени глубокую признательность советским ученым за использование данных, полученных в Лос-Аламосе, для создания собственной атомной бомбы в относительно короткие сроки. Выполняя инструкции Абеля, я сказала ему, что информация, переданная им, получила в России самую высокую оценку. Я также хотела отдать Младу в качестве вознаграждения пять тысяч долларов, которые изъяла из тайника. Он категорически отказался взять деньги, твердо заявив, что работал вовсе не из-за них, а ради предотвращения всемирной катастрофы, ради того, чтобы помешать бомбам упасть на Советский Союз.

Я попыталась объяснить ему, что нет ничего постыдного, если он возьмет деньги, поскольку русские имеют обыкновение вознаграждать тех, кто хорошо и честно помогает их стране.

Вдруг он спросил:

- Я могу распоряжаться этими деньгами по своему усмотрению?

- Конечно, - ответила я, вновь обретая надежду.

- Тогда мы разделим их, - сказал он. - Я знаю, что вы рисковали точно так же, как и я, и поэтому не хочу брать больше половины.

- Но я уже получила свою долю, - отрезала я категорично.

В конце концов мы решили, что половина денег будет храниться на его имя в банке. В случае необходимости он сможет воспользоваться этой суммой.

В тот же день я передала Абелю сообщение, что встреча прошла успешно.

Когда мы приехали в Мексику, то нас поселили в неказистом доме, недалеко от границы. Мы видели солнечный свет только сквозь занавески и знали о происходящих в мире событиях лишь по рассказам хозяина дома. Он относился к нам несколько сдержанно. Особенно это почувствовалось, когда он сказал, что агенты ФБР приехали в Мексику на поиски каких-то учителей, исчезнувших из Нью-Йорка.

Эта новость ошеломила Морриса. До сих пор он был уверен, что в Мексике стал свободным человеком, избавленным от всех обязательств. Теперь его спокойствие было нарушено. Моррис впал в депрессию. Он жалел, что, не подумав, бросил свою страну и своих престарелых родителей. По правде говоря, до приезда в Мексику мы никогда не испытывали такого щемящего чувства одиночества. Порой мы думали, что не сможем вынести изоляции в этой квартире, превратившейся для нас в тюремную камеру. Нам казалось, что стены сжимаются и вот-вот нас раздавят.

Борясь с отчаянием, Моррис стал все чаще и чаще прикладываться к бутылке. Он пытался убедить себя и меня одними и теми же словами: "Я выпью всего лишь глоточек, и, возможно, эта камера, где мы сидим как пленники, не будет мне казаться такой тесной". Через какое-то время он снова открывал бутылку и говорил: "Еще одну рюмочку. Сейчас, когда никто меня не видит, количество выпитого мною не имеет никакого значения".

Я понимала его. Он пытался утопить свое горе в виски. За два последних месяца он поседел и как-то сразу постарел.

Это был действительно ужасный период. Недоброжелательство окружало нас не только в нашем жилище, но и во всей Мексике, где нас разыскивали. Только осознание того, что в Америке наше положение было бы ничуть не лучше, удерживало нас от нелепых действий, можно сказать, даже от самоубийства. Маккартисты вели самую настоящую "охоту на ведьм". Они неотступно преследовали тех, кто был связан с Коммунистической партией или симпатизировал Советскому Союзу.

В сложившейся ситуации, когда перепуганные люди были уверены в том, что скоро начнется атомная война между Соединенными Штатами и СССР, мы начали постепенно убеждаться в правильности нашего выбора покинуть Америку. Теперь оставалось ждать, когда мы сможем покинуть Мексику и вооружиться терпением"1.