Охота за атомной бомбой. Досье КГБ № 13 676

Никто не принял в расчет совет Петра Капицы: пусть Бор говорит о том, что его интересует, и вы добьетесь всего, чего захотите. Вместо этого три советских гражданина, пришедшие в институт Бора, попытались буквально допросить ученого. Так что все происходило совершенно иначе, чем об этом говорит П.А. Судоплатов в своей книге "Разведка и Кремль", утверждая, что Бор откровенно рассказал о главной проблеме.

"Бор принял меня довольно сдержанно, - пишет Терлецкий. - Он поздоровался и представил мне своего сына Оге Бора, который, как мы узнали позже, изучал русский язык и немного говорил на нем. По всей видимости, Бора смущало присутствие Арутюнова, однако тот блестяще, с большим тактом выполнял обязанности переводчика и неловкость, возникшая вначале, быстро исчезла. Бор, которого я видел и раньше (он читал лекции в Московском университете), показался мне скромным человеком. Он говорил спокойным тоном, однако из-за датского акцента его английский было трудно понять. Я заметил, что его руки немного дрожали. Арутюнов объяснял это преклонным возрастом ученого. Однако Бор вовсе не был старым. Ему тогда исполнилось 60 лет".

Затем Терлецкий вспоминает, что Бор с удовольствием говорил о своем бывшем ученике Льве Ландау. Он горячо хвалил его, вне всякого сомнения желая помочь человеку, попавшему перед войной в тюрьму. Бор вместе с Капицей выступил тогда в защиту Ландау, написав письмо самому Сталину. Как утверждают, именно их вмешательство и спасло молодого ученого1.

"Бор отвечал спокойно, - продолжал Терлецкий, - однако общими фразами. Каждый раз он извинялся, утверждая, что не знает подробностей проекта Лос-Аламоса и что он никогда не посещал лаборатории, расположенные на западе Соединенных Штатов".

Какой смысл имела эта странная миссия? Терлецкий считал, что она никак не могла быть разведывательной операцией в прямом смысле слова. В конце концов Курчатов и его ближайшие сподвижники вскоре получили возможность задать вопросы самому Нильсу Бору!1 Возможно также, эта миссия предоставляла Судоплатову удобный случай произвести впечатление на Берия. Или Берия произвести впечатление на Сталина. Если только они действительно не верили, что Бор окажет им помощь. Пусть читатель сам выберет версию, которая кажется ему более правдоподобной.

"Консервация" агентов

В конце 1945 года Леонид Квасников вернулся в Москву, чтобы отчитаться за три года работы в качестве резидента советской разведки, занимавшегося атомным шпионажем в Соединенных Штатах. Генерал Фитин, довольный успехами Квасникова, представил его к государственной награде, однако злопамятный Берия вызвал Фитина в свой кабинет и в присутствии Квасникова отменил представление, заявив, что тот скорее заслуживает "подвала", а не фотографии на Доске почета. Так была выражена признательность человеку, положившему начало операции "Энормоз" и руководившему ею на решающей стадии.

Когда Квасников покинул Нью-Йорк, резидентом стал Анатолий Яцков. Американские власти знали его под фамилией Яковлев. В своей первой шифрованной телеграмме он направил в Центр отчет о деятельности Луиса и Лесли. Напомним читателям, что в оперативной переписке "Горгона" обозначала атомную бомбу, "Лагерь-2" - лабораторию Лос-Аламоса, "Карфаген" - проект "Манхэттен", "Тир" - Нью-Йорк, "Осьминог" - ФБР, "атлет" - агента, а "наша секция" - резидентуру НКВД в Нью-Йорке. Новый псевдоним Моряк был присвоен курьеру, прибывшему в Нью-Йорк на пароходе.

"Секретно

Москва. Центр.

Тов. Виктору

Луис вернулся с Западного фронта. Контакт с ним возобновлен после трехлетнего перерыва. Он по-прежнему предан нам и готов выполнять любые задания. Намеревается воспользоваться предоставленными ему, как участнику войны, льготами для поступления на учебу в Колумбийский университет. В настоящее время ему передан на связь только один Фрэнк.

Лесли по-прежнему не работает, что позволяет ей активно сотрудничать с нами. Материалы, которые она получила недавно от Млада, будут направлены в Центр через Моряка.

По данным Млада, набирает силу движение ученых против использования Горгоны. Некоторые из них увольняются из Лагеря-2, возвращаются к себе на родину. К всеобщему удивлению, Роберт Оппенгеймер тоже объявил, что уходит с поста руководителя Карфагена. Такие же мысли высказывает и Млад. В очередной заплыв1 мы попытаемся переубедить его в том, чтобы он остался в Карфагене.

В дополнение сообщаем: в Тире в связи с событиями в Лесовии2 усилилась активность Спрута3. Данное обстоятельство нами учитывается в работе со стажерами4.

Алексей".

Реакция Центра на это сообщение оказалась для Яцкова совершенно неожиданной:

"В связи с резким обострением оперативной обстановки в Монблане5 и Лесовии рекомендуется до особого распоряжения прекратить связь с наиболее ценными стажерами. Возможность восстановления связи допустима только с санкции Центра и при условии, если возникнет острая необходимость сообщить особо важные сведения.

Петров6".