Охотничье братство

Крутыми кругами уходит орел в облака,Он видит в ущельях ручьев переливчатый бег.И в синее-синее озеро Сары-ЧелекШироким разливом спокойно втекает река.Огромные скалы поднялись отвесной стеной,Колючие ели взбегают на горные кручи,Взойди на джейляу и насладись тишиной,Полуденным ветром, несущим прозрачные тучи.

До старой кибитки по снежным мостам поднимись,Где блещут боками в лугах кобылицы,И в чаше большой родниковой прохлады кумысКызынка тебе поднесет, опуская ресницы.На горы взгляни, на нетающий дымчатый снег.И беркутов клекот свободный послушай —И синее-синее озеро Сары-Челек

Покоем и счастьем вольется в тревожную душу.

Юрий был классным охотником, я сначала шел за ним. Потом я настолько увлекся охотой, что она стала моим наваждением, и уже не я сопровождал Юрия, а он участвовал в охотах, которые я организовывал, учился у меня. Переехав в Москву, он там никогда не охотился — только в экспедициях. Приезжал в Ленинград специально, чтобы поохотиться со мною и моими друзьями.

Брат был прекрасным, но несколько необычным компаньоном. Он никогда не вступал в споры, куда идти, как вести охоту. Похоже, что это для него не имело значения. Всегда веселый, ровно настроенный, Юрка шел и о чем-нибудь оживленно рассказывал, шел напрямик, не выбирая дороги, через кусты и поваленные деревья. Он будто не замечал дождя, снега — поднять воротник ему не приходило в голову. Мог отдать кому-то нести свой рюкзак, не спросив, не тяжело ли; мог и взвалить на себя тяжелый и, не жалуясь, нести всю дорогу. Для него как бы не существовало внешних обстоятельств. У костра он всегда был в центре разговора, наслаждался общением с друзьями, читал стихи, такие нам всем понятные, близкие. Как они душевно звучали у глухариного костра!

Будет поезд рельсы пересчитывать,Загремит металлом на мостах —Мы весну поедем перечитыватьВ хвойные озерные места.Где поля недавно сбросили

Все, что наметелила пурга,Но лежат горбом на просекахГолубые, влажные снега.Мы пройдем лесами неодетымиВ черный остров, как в знакомый дом,Глухариными рассветамиНадышаться холодком.Посмотреть, как утром лужицы

Покрывает ломким льдомИ в ручей глядит калужницаНа лягушечий содом…

Весна! Весна! (Братья Ливеровские у реки Керести. 1965 г.).

Иногда мне казалось, что компания для него — главное на охоте. Но нет! Даже разговаривая, он был «включен» в охоту, чувствовал приближение птицы или зверя и невероятно быстро успевал выстрелить. Конечно, он знал и любил многие виды охоты.

Все, кто знал Юру, говорят прежде всего о его легком, общительном, прямо-таки солнечном характере. Со стороны жизнь его представлялась безоблачной. А между тем в ней бывали весьма суровые моменты.

В Ленинграде Юра с женой жил отдельно. Вскоре после убийства Кирова Юрий прибежал к отцу и сказал, что его вызывали в «Большой дом» и предложили немедленно выехать в ссылку в Иргиз. На вопрос: «За что?» — уполномоченный ответил: «Вы сын царского министра». Юрий пытался объяснить, что на самом деле все не так: он племянник, а не сын Александра Васильевича Ливеровского, что брат отца действительно был министром, но не при царе, а во Временном правительстве Керенского, и хоть он и был арестован при взятии Зимнего и чуть не расстрелян, но вскоре освобожден, заслужил доверие и давно работает в ЛИИЖТе, декан факультета, заведует кафедрой. Юра предложил уполномоченному самому проверить, дал телефон дяди Саши. Возражения не помогли: 24 часа на сборы — и всё.