Охотничьи были. Рассказы об охотниках и рыбаках

Ничего подобного! Дело совсем в другом. Медведь наедается всегда не в меру. Его постоянно начинает распирать от пищи, и чтобы ускорить процесс пищеварения, зверь, как рассказывают, проделывает всевозможные упражнения: ворочает пни, лазит по деревьям. Только после этого у него снова появляется аппетит.

Вот сюда, неподалеку от убитого лося, мы и решили поставить капкан. Чтобы правильно установить его, требуется большое искусство. Нельзя повредить ни одной веточки, нельзя оставлять глубоких царапин на земле, мять траву. Устанавливая капкан, надо натереть его хвоей, чтобы зверь не почуял запаха ржавчины. Очень важно, чтобы подход к капкану был только один.

Мы принесли валежника, нарвали мха, перед самым капканом поставили две маленькие елочки, выгнули из ветки так называемый порожек, через который медведь должен переступить и опустить лапу прямехонько в ловушку.

Приманка также лежала замаскированной.

Целых пять дней не приходил сюда медведь. Появился он на шестой день. Накануне выпал дождь, а ночью ударили заморозки. Кулачки капкана замерзли, не сработали, и хищник, перепугавшись, ушел.

И. Богданов

КТО ЖЕ УБИЛ МЕДВЕДЕЙ?

Внизу спорили. Разговор шел, как я понял, об охоте.

Лежа на верхней полке вагона, я слышал отдельные обрывки фраз. Свесив голову, прислушался.

Мужчина в засаленном ватнике, обтянутый лямками, сдвинул ушанку на затылок, открыв плешивую голову, чиркнул спичкой, пустил большой клуб табачного дыма.

— …Знаете, я сам медведей видел, — сказал он. — Один пудов на пятнадцать будет — не меньше.

— А остальные? — спросил кто-то.

— Что, остальные? Тоже по десятку были. На шкуру можно втроем лечь.

Заскрипели тормоза, поезд нервно задергался и остановился. Охотники навесили на себя ружья, патронташи, доверху набитые чем-то вещевые мешки, заторопились и вышли. Мне здесь тоже надо было сойти, но пока я собирался, их и след простыл.

Было три часа ночи. Мороз давал себя знать. Все стояло в каком-то забытьи, только иногда потрескивали деревья. За небольшой горкой виднелось зарево электрических огней.

Разговор охотников заинтересовал меня. В лесных поселках Урала охотниками, как говорится, хоть пруд пруди. Только и слышишь разговоры, что там выводок волчий уничтожили, а в другом месте медведя убили или живым взяли.

Сам я не охотник, но эти разговоры мне почему-то показались побасенками. Оказавшись случайным свидетелем столь любопытного разговора, я решил: постараюсь узнать поподробнее. И возможность представилась. Но охотники ушли.

И все-таки я их встретил. Проходя по лесосеке с товарищами, тракторист Дьяконов рассказывал… про медведей. Думаю: вот он медвежатник-то. Спрашиваю:

— Это вы медведей убили?

— Он самый, — в голос заговорили его товарищи.

Тракторист поставил ведро с автолом, сел к костру и стал рассказывать.

— Отправились, значит, мы с Федором Чмутовым, что мастером на нижнем складе работает, за рябчиками. Целый день проходили. Обидно — пустые домой возвращаемся. Вдруг, слышим, собаки наши залаяли не по-доброму как-то. Мы бегом туда. Видим: они у кучи бурелома заливаются.

— Медведь, видно, — шепчет мне Федор.

— Где? — говорю я. — Там, что ли?

— Ясно там, — говорит, — не на сосне же.

Перезарядили мы ружьишки пулями. По правде сказать, их у меня было всего две, да и то случайно захватил. Федор Иванович вырубил палку и стал прощупывать бурелом. Я с ружьем стою у дыры, а Федор шурует вовсю.

Слышу, зашевелился кто-то.

— Готовьсь! — кричит Федор. У меня, признаться, и волоса дыбом поднялись. Из дыры показалась медвежья морда, а потом и вся голова. Я стою и жду. Дыра-то узкая, сразу ему не вылезти.

И только это он стал башку кверху тянуть, тут я ему из левого ствола и врезал. Выстрела почти не слышал — только увидел, что медведь мордой сразу ткнулся в землю. И не шелохнулся больше. Медведица оказалась, пудов на десять.

Дьяконов широко растопырил руки, показывая мне размеры убитой медведицы.

Тут я решился перебить рассказчика.

— Знаете, мне говорили, что вы убили медведицу не в десять, а в пятнадцать пудиков.

— Кто это мог сказать? — возбужденно спросил он.

— Охотники, — говорю, — в поезде рассказывали.

— Ну, это, верно, опытные товарищи, врать умеют. Так вот дальше что было, — продолжал он. — Долго мы с ней возились — вытаскивали. Умаялись. Потом слышим: собаки лают на бурелом. Еще, верно, кто-то есть.

— Теперь, — говорит Федор, — ты шуруй, а я с ружьем.

Шурую — кто-то опять завозился. Я палкой что есть силы подтыкаю, а Федор ружье направил, ждет.

На этот раз медвежонок выскочил. Федор с ходу в него как трахнет, да промах, видать, сделал. А тот прямо на меня прет, с ног меня сбил. Да он сам-то, видно, перепугался не меньше моего. Перепрыгнул через меня и ходу.

Я вскочил, кричу Федору:

— Бей!

А его и след простыл. Убежал он от меня метров на сто. Тоже старый охотник называется. Струхнул, видать.

Ну, схватил я ружье да за косолапым. На ходу у меня самовыстрел произошел. Догнал я медведя, хвать, а стрелять-то нечем. Тогда я ему по загривку ка-а-к ахну — второго замертво уложил.