Охотничий билет без права охоты

– Вот, например, Аристотель, – как всегда невпопад, припомнил ювелир, – считал, что мир можно познать, единственно разложив все явления и предметы в нем на такие конечные элементы, которые «сами через себя». Но как можно тогда познать индивидуума? Ведь разложив его на составляющие, мы изменим саму его сущность?

– Расчлененка, – поморщился Василий, – это всегда перебор. Обойдется и так.

– Ха-ха, – Антон, тоже уже выпивший немного, решил, что этой шутке стоит посмеяться.

Однако Олег и не думал шутить:

– Индивид – это неразложимый далее лик: он есть весь или его нет. И это самое непонятное и неуловимое и в философии Аристотеля, и вообще!

– Почему греки? Почему обязательно греки? – возмутилась я. – Все же они были до нашей эры.

– Бытие неразрывно! – вспылил Олег.

– Каждый умирает в одиночку! – подключился Василий.

– Как это несправедливо! – огорчился Антон.

– Справедливость – это нечто, что проявляется только в открытом для закона пространстве, – процитировала я Монтеня.

– Надеюсь, ты не имеешь в виду уголовный кодекс, – заметил Василий и опрокинул в себя очередную рюмку.

Расстались мы, как водится, клянясь друг другу в вечной дружбе.

Василий подбросил всех к нашему дому и радостно укатил с Буби на своем джипе. Буби, я буду скучать по тебе! Олега же никак не могли посадить в такси: на переднее сидение он усаживаться не желал, а желал ехать исключительно на просторном заднем сидении, однако когда его запихивали в правую дверь, он все время вспоминал что-то недоговоренное из теории индивидуума и вылезал через левую дверь, продолжая свой философский монолог. В конце концов это надоело таксисту, он плюнул и уехал.

У подъезда припарковался роскошно-белый нескончаемо-продолжительный «Линкольн», из которого появился шофер Вова и галантно открыл пассажирскую дверь. Затем красиво нарисовались длинные ноги Поли, а потом и она сама во всем своем блеске и изяществе.

Олег, ослепленный, застыл на месте.

– Привет, Поли, – сказала я.

– Ты, как всегда, хорошо выглядишь, – сухо добавил Антон.

Олег интенсивно, обеими руками помахал перед глазами, надеясь, что видение рассеется.

– Приветик, – ответила Поли и лучезарно улыбнулась, одобрительно уставившись на Олега.

– Это Олег, – сказала я.

– Поли, – рукопожатие состоялось.

Олег сделал шаг назад, тряхнул прической, восхищенно окинул стройную фигурку Поли, потом снова приблизился и жарко зашептал ей в ухо:

– Только сегодня утром мне снился сон, что я иду по цветущей поляне, вдыхаю аромат цветов, и лучи солнца играют на крыльях стрекоз. Но даже во сне я ощущал, что одинок, и душа моя печальна, несмотря на окружающую меня благодать. Но сейчас чувства переполняют меня! Впервые я вижу перед собой идеал красоты наяву. Это диво, диво!

– Правда? – заинтересованно воскликнула Поли и одобрительно взяла Олега под руку.

– Я хотел бы угадывать любые ваши желания и служить вам…

– Угадывайте, – милостиво разрешила Поли.

Антон строил страшные рожи и пытался делать Олегу какие-то знаки.

– Ну, мы пошли, – поспешила распрощаться я, больно ущипнув Антона за спину.

Схватила мужа за руку и в лифте напустилась на него:

– Как тебе не стыдно, у людей нарождающееся чувство, а ты…

– Но ведь он, то есть она, то есть, тьфу…

– Это неважно.

– Как это неважно? – возмутился Антон.

– Чувства самоценны! – провозгласила я. – Возможно, они, наконец, найдут свое счастье. Будут петь вместе… И потом, Поли уж точно не потребует от Олега делать ей немедленно ремонт. Она его месяц как закончила.

– Ты, наверное, права, как всегда, – с явным сомнением произнес Антон.

– Что значит «наверное»? – возмутилась я. – Я всегда права!

* * *

– Вот я уже и шагаю по трупам.

– Ты защищалась.

– Кого-то, возможно, это и утешит.

– Поверь мне, девочка, лучше мучиться совестью, чем ничем не мучиться, лежа с дыркой в голове. К тому же – не хочу излишне критиковать твою меткую стрельбу – но ты сильно промахнулась. Если бы не я…

Мы с Василием сидели в небольшом кафе. Мы только что выпили на брудершафт. На этом настояла я. Тяжело все же, знаете ли, рассказывать о своих злоключениях человеку, к которому обращаешься на «вы». Неуютно, как если бы это уже был следователь прокуратуры.

– Как хорошо, что ты, наконец, объявился, Василий.

– Я не мог раньше. Если бы знал, как все обернется – не допустил бы всего этого. Но кто же мог подумать, что Смолину придет такая странная мысль в голову – через тебя меня искать? Но все позади уже. Могло быть и хуже. От Буби тебе, Антону и Матильде большой привет.

– Как она?

– Счастлива и дрыхнет. Завтра на охоту поедем. Рассказывай.

– Опять?

– Рассказывай все с самого начала.

Я тяжело вздохнула. С одной стороны, зачем грузить своими проблемами совершенно, в сущности, постороннего человека. С другой стороны, было бы нелепо утверждать, что те, кого я готова была пристрелить недрогнувшей рукой, случайно оказались в моей квартире. И Василий здесь совершенно ни при чем.

Василий слушал внимательно.

Я же закончила свой рассказ просто:

– Ну, вот и все.

И заплакала.

– Ну, так дело не пойдет! Либо стрелять, либо глазки строить. Либо ты их, либо они тебя.