Охотник

— Я тоже так думаю. И знаешь что? — задумчиво спрашивает Март, повернув голову и оценивая развитие пожара. — Было несколько голосов в пользу того, чтобы для начала поджечь Джонни дом, а не суетиться с лопатами и всяким-яким. Чокнутый мир, если вдуматься. Что ни сделай, все к одному придет.

— Слыхал, может, насколько оно там скверно? — спрашивает Кел.

— Хромому Дигнану и хозяйке его велели эвакуироваться, да и Малахи с Шоном Полом тоже, и всем, кто еще выше, да и нескольким на той стороне. Ребята-пожарные надеются, что совладают с огнем до того, как он уйдет так далеко, но все зависит от ветра. — Март щурится в небо. — А может, и не только от ветра. Думал, никогда от себя такого не услышу, но знаешь что я тебе скажу, Миляга Джим? Похоже, дело к дождю.

Кел смотрит вверх. Небо плотно и беззвездно, тяжесть и трепет беспокойства в воздухе никак не связаны с пожаром.

— Если я на этот счет прав, — говорит Март, — ущерб будет не такой уж страшный. У овец там соображенья поболе будет, чем у большинства людей, — они убрались подальше, как только унюхали дым. Чуток леса потеряем, уйму дроков, но тут точно никто не расстроится — зачистит землю для пастбищ, а, бог свидетель, помощь нам в этом нужна вся какая ни есть. Если никаких домов больше не погорит, выйдет то добро, какого нет без худа. — Искоса бросает на Кела цепкий взгляд. — Прикидываешь ли, с чего оно началось вообще?

— Шила Редди считает, что это Джонни его начал, — отвечает Кел. — Случайно. Бычок недотушеннный бросил.

Март осмысляет это, все еще всматриваясь в небо.

— Поддержу, — соглашается он. — Страсть как не люблю говорить о покойных плохое, но Джонни ужас до чего не учитывал последствия своих поступков. До чего ж ловко все складывается.

Кел говорит:

— Вы, ребята, убить его собирались?

Лицо у Марта расходится трещинами улыбки.

— Полегче с этим вот «вы, ребята», братец.

— Ладно, — произносит Кел. — Мы его убить собирались?

— Вот ты мне это и скажи, Миляга Джим, — говорит Март. — Сам там был. Ты и скажи. — Пораженный внезапной мыслью, он ищет что-то в кармане брюк. — Глянь, что я тебе покажу. Ехал я домой и фарами поймал эту твою, блин, хрень — зомби того. Я тип наблюдательный и заметил, что как-то он у тебя поменялся. Ну, подъехал да и глянул. И ты прикинь, что на том парняге надето было.

Торжествующе встряхивает чем-то и подносит поближе к Келову лицу. Чтобы опознать этот предмет, Келу приходится податься вперед. Это Мартова оранжевая камуфляжная панамка.

— Не понравилось ему, что я ее с него снимаю, — говорит Март, — но я с ним дрался, как Роки Бальбоа, ей-ей. Никто не разлучит нас со шляпой моей.

— Чтоб мне провалиться, — говорит Кел. Рот он держал на замке, но всю дорогу считал, что Март прав и за исчезновением панамы стоит Сенан. — Сенан невиновен.

— Именно, — говорит Март, маша панамой на Кела. — Я, когда не прав, не боюсь в этом признаться. Сенан был у подножья горы — с тобой и со мной, — когда шляпу нацепили, и я теперь должен человеку извинения и пинту. Так кто же у меня ее спер, а? В следующий раз пожелаешь какое дело распутать, Миляга Джим, — приложи свои следовательские навыки да поработай вот над этим.

Он нацепляет шляпу на голову и удовлетворенно похлопывает по ней.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — говорит он. — Вот мой девиз. — Салютует Келу клюкой и хромает по дороге во тьму, насвистывая веселый мотивчик и стараясь поберечь все свои суставы разом.

Дома у Трей — была — всего одна уборная и горячей воды всегда в обрез, и поэтому дома у Кела она пользуется возможностью принять самый длинный душ в своей жизни, когда никто при этом не колотит в дверь. Увечную ногу она держит на табуретке, которую они смастерили, когда Трей была поменьше ростом, чтоб ей доставать всякое с верхних полок. Горячая вода щиплет ожоги, в волосах у Трей мелкие ссадины-подпалины.

День вспыхивает у нее в уме бессвязными картинками: Нилон откидывается на стуле; деревья, сделанные из пламени; Лена шагает по тропе; бензин плещет в нагруженную тачку; руки матери на столе в солнечном свете. Все это, не считая пожара, случилось словно бы много лет назад. Потом она ко всему этому, возможно, что-то и почувствует, но пока ни для чего нет места: ум слишком переполнен вспышками. Чувствует она лишь одно — облегчение, что она у Кела.

Выйдя из душа, Кела она нигде не видит, но Драч мирно спит в своем углу, и Трей поэтому не тревожится. Садится на диван, заново перебинтовывает лодыжку и осматривается. Ей эта комната нравится. В ней есть ясность, у каждого предмета свое место. Книги стоят ровными рядами на подоконнике — книжный шкаф Келу б не помешал.

Трей ловит себя на том, что эту мысль отвергает. Отплачивать Келу за то, что он ее принял, было бы тупо — детсадовский поступок. Она уже наконец нашла достойное подношение — свою месть. Ее долги перед Келом закрыты так, что нет обратной дороги к детсадовской херне типа ветчинной нарезки или книжных шкафов. Они теперь совсем на другой ноге.

Кел обнаруживается у передних ворот — опирается о стену, смотрит на пожар.