Охотник

– Ты хений, Петрух! – захохотал Вошен и с силой хлопнул Петруху по плечу. – Мы дохажем, что мы лучше их и хоспадин будет платить нам, а не им!

Ренар тихо засмеялся, показывая длинные резцы. Стражники разошлись вокруг охотника, выпятив руки, как борцы. Ренар пнул в колено Петруху, он шлёпнулся в лужу грязи. Приподнявшись на руках, стражник открыл рот, перчатка со стальной пластиной влетела в резец, снося ещё и соседний зуб.

Вошен хотел прыгнуть на спину чужаку и скрутить, как щегла, но передумал и быстренько ушёл за рабочими, чтобы открыть ворота.

Петруха, искупавшись ещё раз в грязи, вынырнул и полазил языком в двух свободных гнёздах. Безумные глаза вцепились в лицо пришельца.

– Это теперь моё, – показал вылетевший жёлтый резец Ренар, – хотя… – охотник кинул зуб в грязь, – Можешь забирать.

Ренар развернулся и пошёл к воротам. Рабочие в четыре пары рук сняли брус и открыли ворота, натужно кряхтя. Пыльная дорога уходит вдаль, показывая бескрайные земли. Охотник зашагал, предчувствуя дождь, мягкие тёплые смывающие капли.

Вошен посмотрел в спину удаляющемуся чужаку.

– Ты посмотри, и зубы белее снеха, а длинные хахие! – с презрением сказал он, сплюнув под ноги. – Выродох!

Рядом, в грязи, закопошился Петруха, как червяк.

– И фуб мне фыбил! Фука! – закричал срывающимся голосом стражник и ударил, разбрызгивая грязь.

Глава 3

Кёртис проснулся поздно, по меркам военных. Через палатку прошёл перестук ложек о котелки, ругань и шутки. Медленно потягиваясь, парень привёл голову в порядок, вспоминая отца.

Кёртис любил отца, прославленного воина и генерала пережившего две большие войны и мелкие стычки. Кёртис вырос в бедном районе многонародного и грязного города. Мать он не видел, отец не говорил, а маленький стеснительный мальчишка не спрашивал. Отца не было по несколько лет, и сын оставался у соседей. В многодетной семье Кёртис чувствовал себя обузой, и из-за мягкости и робости корил себя.

Когда исполнилось шестнадцать, они переехали в богатый дом, в хороший уголок города, отца повысили. Кёртис стал получать образование, отец просил учиться на военного, продолжить воинский род. Кёртису же хотелось побеждать языком, а не клинком. Он считал, что словами можно больше добиться, чем оружием, но из-за податливости поступил в военное училище, но с политическим уклоном.

Он видел, как отец медленно хиреет, оставался в хорошей физической форме, но внутри, как старик. Разваливающиеся глаза зажигались только, когда видели сына, а на лицо заходила наполовину с радостью и печалью улыбка. Закалённый вояка, разбросивший своё имя на полмира, не получивший никаких серьёзных травм в кровавых войнах, оставивший доброту в сердце, хотя видел столько жестокости, медленно угасал, как свечка. Он умер два года назад, в возрасте сорока пяти лет. Врачи разводили руками, никаких повреждений телу, лихорадки или чумы не было, он просто заснул, навсегда.

В последний раз Кёртис видел его сидящем в кресле-качалке возле камина, меховой плед окутывал почти всё тело, оставляя свободной голову, трубка без умолку дымила.

– Мальчик мой, как учёба? – задумчиво спросил отец, смотря в пляшущий огонь. – Ты давно не появлялся.

– Всё в порядке, папа, – ответил сын, весело улыбаясь. – Я скоро заканчиваю, много времени провожу за учебниками, хочется сдать отлично.

– Правильно, сынок. А какая дальше стратегия?

– Думаю, захватить пару важных точек и перейти в ближний бой, – засмеялся Кёртис.

– Это хорошо, но какое направление?

Сын тяжко вздохнул.

– Отец, я понимаю, что хочешь для меня лучшего, но не вижу себя воином. Я не силь…

– Это не так, ты умён, а сила это не только мышцы и скорость, и не хитрость с мудростью, а всё вместе. Умный и сильный, почти одно,– кресло заскрипело, расходясь в стороны, дымные колечки побежали вверх. – Без армии никуда, а то будут нас… какие-нибудь…

– Пап, я равнодушен к войне, героизму и самопожертвованию. Я не горю патриотизмом.

– Я знаю, – широко улыбнулся отец, – поэтому ты умный. Пообещай, что подумаешь. Надо уметь постоять за себя, родных и друзей. Не всегда можно по… бывают такие моменты, где слова не имеют смысла, где сила решает всё… когда останешься один и некому будет помочь.

Сын пристально посмотрел на воинское лицо, пытаясь запомнить каждый изгиб, складку, будто что-то предчувствовал.

– Обещаю, пап.

После смерти отца у Кёртиса осталось то, что было на нём: тёмная рубашка, летний плащ, шляпа, штаны и старенькая обувь. В кармане несколько монет. Дом забрали вместе с вещами

Похороны были пасмурные, как и погода. Людей было немного, около десяти. Кёртис стоял, смотря то наверх, то на дощатый гробик. Два молодца за канаты опустили гроб в яму, стали закапывать. Захотелось заплакать, упасть в грязь, показать слабость, чтобы знали как больно! Глаза против воли смочились, горло застопорилось. Но бессилие показывать нельзя.

Подошёл плечистый старик в чёрном костюме. Друг отца, Кёртис видел его пару раз дома.

– Твой отец просил передать вещь, – сказал дед мягко.