И пресловутый «танк из болота» сюда вполне укладывался. Ну а дальше все просто – раз этот танк все-таки оставлял отчетливые следы гусениц, то сам он, слава богу, по воздуху не летал (а значит, это, тьфу-тьфу, был не какой-нибудь там «летающий диск Белонцо»). А значит, его перевозили на чем-то, способном преодолевать болотные топи и трясины. Обычный самолет, вертолет ли тот же «летающий диск» в данном случае отпадал – для доставки тяжелого танка эта дура должна иметь габариты как минимум «Ил-76» и прилететь на место незаметно, а уж тем более высадить при этом танк, уйти, а потом вернуться и забрать этот танк обратно такой аппарат (по идее, для этого подошел бы гигантских размеров конвертоплан или что-то вроде того) не смог бы ни за что. Было бы слишком много ненужного шума.
Конечно, для людей из 1940-х годов судно на воздушной подушке или экраноплан было чудом, которое встречалось разве что в фантастических романах, и лишь для меня – обыденной реальностью. Но если рассуждать логически – а как еще можно доставить тяжелый танк через топь? Разную мистическую херабрень я в расчет вообще принимать не собирался, поскольку жизнь давно сделала из всех нас грубых материалистов и стихийных диалектиков. А раз так, раз нормальный летательный аппарат отпадал, наиболее логичным выглядело как раз применение супостатами либо не особо большого СВВП, либо (с меньшей вероятностью) экраноплана, либо чего-то среднего, гибрида первого с вторым. С одной стороны, я помнил, что вроде бы во время той войны немцы ничего такого не делали. А с другой стороны, они были ребята продвинутые (в конце концов, они и тогда и вертолеты делали, и ракеты, и реактивные самолеты), и уровень их науки и техники подобное вполне позволял. Кроме того, я не забыл, что в документах у немцев почему-то постоянно не сходились концы с концами, и многие записанные в документах экземпляры различного «чудо-оружия» (это опять-таки касалось и танков, и самолетов, и ракет), материальных подтверждений которых победители не смогли обнаружить, поспешно объявлялись «реально не существующими и легендарными» либо «списанными после испытаний и отправленными в переплавку». А потом, лет через семьдесят после рассекречивания каких-нибудь документов, оказывалось, что это оружие все-таки существовало и, попав в руки к нам или англо-американцам прямо из заводского цеха или полигона (пусть и в недостроенном виде), долго и тщательно исследовалось или даже испытывалось.
А еще я хорошо помнил и о том, что даже в рамках подготовки к операции «Seelowe» (если кто не помнит – высадка морского десанта в Англии, которая планировалась на 1940–1941 гг.), гитлеровские умники запланировали очень много всего интересного в самых различных областях. А полных документов о том, что из запланированного они успели реально сделать в наши времена, так и не было опубликовано. А раз так – мало ли до чего они там могли додуматься. Ведь не могу же я, грешный, знать абсолютно все?!
В общем, после того как я озадачил обоих майоров, и своего, и чужого, этой догадкой мы на двух «Виллисах» вернулись в Мраково, частично разрушенную во время последних боев, ничем не примечательную деревню. Хотя одна характерная особенность у Мракова все же была. У дороги на западной окраине деревни стоял уже слегка вросший в землю остов ржавого и выгоревшего танка «БТ-7» с приткнувшимся рядом, поросшим травой, характерным холмиком (явной братской могилой неизвестного экипажа) – печальная память о тех, кто погибал в этих местах в 1941-м…
Я остался в деревне вместе с Татьяной, Капкановым, Сигизмундычем и двумя «усилившими» нашу группу новенькими – сержантом Смирнягой и младшим лейтенантом Асояном. А вот Федотов с Никитиным немедленно рванули на всех парах в штаб 63-й армии, надо полагать, связываться по ВЧ с начальством.
Уже почти стемнело, когда в деревню вернулся Никитин, заметно озадаченный, но не грустный. Федотов, похоже, остался ночевать в штабе армии.
В момент, когда «Виллис» Никитина (наш майор, так же, как, кстати, и Федотов, предпочитал водить машину сам) притормозил возле уцелевшей избы, где размещалась на ночлег наша группа, мы как раз успели поужинать гороховым супчиком и пшенной кашей (в деревне размещались какие-то связисты и саперы, у которых была походная кухня, и, соответственно, проблем с горячей кормежкой не было, что нас всех не могло не радовать), и я сидел на завалинке, наслаждаясь редким на войне ничегонеделанием.
Когда наш майор вылез из джипа, я встал и отдал ему честь.
– Да ладно, вольно, сержант, – отмахнулся Никитин. Но в избу он почему-то не торопился.