Охотник за головами

«Я слишком много лишнего наболтала, – грустно констатировала она. – Вместо того чтобы ставить на место стерву Лизку, нужно было расспросить у остальных, в каком виде нашли Валерию Борисовну. Но раз эти две гиены местного разлива так на меня набросились, то следует сразу же исключить предположение о несчастном случае. Вряд ли Валерия свалилась в люк и сломала себе шею или нечаянно задушила сама себя театральным занавесом. Если это убийство, то обязательно будет следствие, – текли дальше безрадостные мысли, – понаедет сейчас милиции, будут расспрашивать. И что им говорить? Кто я такая? Придется давать свой домашний адрес, всплывет присутствие Леньки. Вот уж кто обрадуется, когда попадет в поле зрения милиции! Кстати, а какие у него отношения с правоохранительными органами? Были уже у него трения или нет? Он ничего не рассказывал…»

Вспомнив про Маркиза, Лола даже остановилась на месте. Ведь Ленька обещал ей разобраться с Валерией! Неужели это он постарался? Но нет, Маркиз ненавидит насилие во всех его проявлениях, уж Лоле-то это отлично известно. И потом такое решение вопроса вовсе не в Ленькином духе. Он придумал бы что-то более остроумное. И самое главное – Лола знала, что Маркизу в последнее время некогда было заниматься ничьими делами, кроме своих собственных. Стало быть, это кто-то посторонний подсуропил убийство. А у Лолы теперь будут неприятности.

Неприятности эти возникли в театре в образе бригады ментов самого грозного вида. Когда Лола подошла к винтовой лестнице, намереваясь подняться и на всякий случай взглянуть на убитую – мало ли как там дело повернется, лишняя информация никогда не помешает, – ее остановил молодой парень в милицейской форме, сказав, что наверх нельзя и что шла бы Лола к остальным артистам, с них сейчас будут снимать показания. И желательно документики представить для ознакомления.

«Начинается!» – встревоженно подумала Лола.

По дороге к остальным она уединилась в уголке, чтобы позвонить Маркизу. Следовало предупредить его о случившемся в театре. По домашнему телефону никто не брал трубку, мобильник сообщил мелодичным женским голосом, что аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия. Лола выругалась вполголоса и спрятала трубку в сумочку.

Труппа испуганно сбилась на сцене в стадо и молча ожидала снятия показаний, как овцы ждут сезонной стрижки или чего-нибудь похуже.

– Вы что тут делаете? – раздался голос откуда-то сверху над Лолой, и рядом остановились ботинки размера приблизительно сорок пятого, а может, и больше, если больший размер обуви бывает.

Она подняла глаза и где-то далеко наверху увидела кудрявую голову.

– Вот покурить хотела… Разве нельзя?

– Вы кто? – Он смотрел поверх Лолиной головы на афишу «Двенадцатой ночи», висевшую на стене. – Вы…

– Ольга Чижова, я играю в этой пьесе Виолу.

Она тут же рассердилась на себя: для чего ему знать ее роли, он небось и Шекспира никогда не читал!

– Капитан Сойка, – представился кудрявый великан. – Пройдите, пожалуйста, к остальным, мешаете работать.

Лола вздохнула и полезла на сцену.

– Шурик! – прогрохотал над головой капитан. – Давай сюда уборщицу!

На сцене мигом нарисовался такой маленький подвижный коренастый тип. Уверенно и твердо ставя чуть косолапые ноги, он проворно вклинился между артистами, отделил от них тетю Клаву, как умная кавказская овчарка отделяет от отары нужную овцу, и повел на заклание – то есть на снятие показаний. Тетя Клава, впрочем, не в пример овце, шла довольно бойко и победно оглядывалась на остальных – вот ведь какая ей выпала честь, раньше Главного вызвали!

– Олег Игоревич! – взмолилась Лола. – Можно, я здесь покурю?

– Пожарника удар хватит! – поморщился Главный. – Ай ладно, все равно репетиция полетела к чертям собачьим! Давай!

Они отошли в сторонку и дружно закурили. Лола вполголоса поинтересовалась, в каком виде нашли Валерию Борисовну и что подумал об этом коллектив.

– В общем, хорошего мало, – закончил Главный, кратко обрисовав ей ситуацию, – от милиции добра не жди, привяжутся теперь…

Вернулась тетя Клава и вызвали на ковер Лизавету Штукину. Она театрально прижала руки к груди и шагнула вперед, оглянувшись на Лолу. Та не утерпела и скорчила Штукиной страшную рожу. Штукина в ответ поджала губы и одарила Лолу мстительным взглядом вечной ябеды.

«Все ясно, – вздохнула Лола, – сейчас она сообщит ментам все – что было и чего не было. Здорово я влипла. И какого черта вообще понесло меня в этот театр?! И Маркиз был против…»

Она тут же возразила самой себе, что театр – это ее подлинное призвание, что она создана для сцены – словом, произнесла мысленно все те красивые слова, которые не раз приводила Маркизу в качестве аргументов. Но сегодня они что-то плохо работали. Лола решила, что она слишком расстроена и что сейчас нужно думать, как конкретно выбраться из сложившейся ситуации.