Аналогичным образом нам удалось убедить руководство банков ввести ряд простых правил, благодаря которым мы добились значительного снижения числа успешных ограблений. Один из примитивных приемов налетчиков — ранним утром дожидаться неподалеку приезда менеджера, который должен открыть отделение и подготовить его к рабочему дню. Преступник хватает его и дожидается остальных ничего не подозревающих сотрудников, после чего их тоже берет в заложники. И вот у вас, откуда ни возьмись, куча проблем в виде битком набитого заложниками отделения.
В некоторых отделениях мы предложили ввести простую систему сигналов. Когда первый сотрудник приезжает утром и видит, что все чисто, он выполняет какое-нибудь простое действие: поправит занавеску, передвинет цветок, включит свет кое-где — словом, даст остальным понять, что все нормально. Если же на момент прибытия второго человека нужного сигнала нет, то ни в коем случае нельзя входить, а следует немедленно вызвать полицию.
Точно так же мы обучали и кассиров — людей, имеющих наиболее полный доступ к системе безопасности банка, — что следует делать и чего добиваться во время всеобщей паники, при этом не геройствуя с риском для жизни. Мы рассказали, как правильно управляться с пачками купюр, оснащенными химическими ловушками с распылителями несмываемой краски, которые тогда банки только начинали осваивать. А на основе допросов ряда успешных воров я советовал кассирам, прочитав записку об ограблении, сперва сделать вид, что они отдают ее обратно, а затем, как бы перепугавшись, уронить ее со своей стороны кассы, тем самым сохраняя ценную улику.
Еще из допросов я выяснил, что грабители обычно не нападают на неизученный банк, поэтому бесценным было бы записывать клиентов, которых в банке еще ни разу не видели, даже если они приходят с какой-нибудь простой просьбой, например обменять монеты на купюры. Если кассиру удастся пометить номер прав или другого удостоверения личности новичка, то последующие ограбления зачастую гораздо проще раскрыть.
Я стал работать со следователями по убийствам и захаживать в кабинет к судмедэксперту. Любой патологоанатом, как и большинство хороших следователей, скажет вам, что единственной и самой красноречивой уликой в деле о насильственной смерти является тело жертвы. Я захотел узнать об этом как можно больше. Уверен, что частично мое влечение к медицинской экспертизе восходит к юношеской мечте стать ветеринаром, то есть понять, как соотносятся структуры и функции организма с жизнью. Впрочем, хотя я получал большое удовольствие от работы и с убойным отделом, и с судмедэкспертами, по-настоящему меня интересовала психологическая сторона вопроса: что движет убийцей? что заставляет его совершать преступление при конкретных обстоятельствах?
Когда я перешел в Куантико, мне стали попадаться куда более странные убийства, а самое необычайное из них произошло чуть ли не на заднем дворе моего дома (на самом деле в двухстах с лишним километров от него, но все равно довольно близко).
В 1950-х Эдвард Гин проживал в уединенном, находящемся на отдалении от остальных домике в фермерском сообществе Плейнфилда, штат Висконсин, с населением всего 642 человека. Незаметно для всех он начал свою криминальную карьеру с расхищения могил. Особенно его интересовала кожа с трупов, которую он удалял и дубил, после чего сам в нее драпировался. Кроме того, кожей он украшал имевшийся у него портновский манекен и всякую домашнюю утварь. Затем Гин вдруг решился на операцию по смене пола — нечто невероятное, по меркам Среднего Запада эпохи 1950-х, — но это показалось ему не слишком практичным. И тогда ему в голову пришла еще одна гениальная идея: сшить себе костюм из живых женщин. Кое-кто считает, что таким образом он хотел превратиться в свою уже покойную, но при жизни деспотичную матушку. Ничего не напоминает? Некоторые идеи из этого дела перенял Роберт Блох для своего романа «Психо» (затем воплощенного в одноименном фильме Хичкока, ставшем классикой) и Томас Харрис для «Молчания ягнят». Кстати, Харрис услышал о случае Эдварда Гина из первых уст на наших занятиях в Куантико.
Возможно, Гин и дальше пребывал бы во мраке своей омерзительной жизни, если бы его фантазия не потребовала «произвести» новые трупы для жатвы. В исследовании, посвященном феномену серийного убийства, мы обнаруживали подобную эскалацию почти во всех случаях. Гина обвинили в убийстве двух женщин среднего возраста, хотя на его счету, скорее всего, было куда больше жертв. В январе 1958-го его официально признали невменяемым, и остаток своих дней он провел в психиатрической клинике Мендоты и в Центральном госпитале штата для душевнобольных, выказывая образцовое поведение. В 1984 году Гин мирно скончался в возрасте семидесяти семи лет в Мендоте, в отделении для пожилых.