Охотник за разумом. Особый отдел ФБР по расследованию серийных убийств

Имя «сын Сэма» было нацарапано на клочке бумаги, адресованном капитану полиции Джозефу Борелли, который позже возглавил следственный отдел полиции Нью-Йорка. В Бронксе полиция обнаружила автомобиль с двумя убитыми — Александром Эсау и Валентиной Суриани. Как и остальных, пару застрелили в упор. Рядом с машиной лежала записка следующего содержания: «Ты глубоко ранила меня, назвав женоненавистником. Я не такой. Но я чудовище. Я — сын Сэма. И я скверный мальчишка.

Папа Сэм напьется и начинает беситься. Он бьет свою семью. Иногда он связывает меня и оставляет на заднем дворе. Иногда — запирает в гараже. Сэм любит пить кровь.

„Иди и убей“, — командует он.

Они покоятся за домом. Почти все дети — изнасилованы и забиты — кровь выпита — остались лишь кости.

А еще папа Сэм запирает меня на чердаке. Мне не выбраться, но я могу смотреть из окна, как мир проносится мимо.

Я чувствую себя чужаком. Я на другой волне, не такой как все. Запрограммирован убивать.

Но остановит меня лишь смерть. Внимание всем силам полиции: стреляйте сразу — стреляйте наверняка или убирайтесь с моей дороги, иначе вы умрете!

Папа Сэм теперь совсем стар. Ему нужна кровь, чтобы оставаться молодым. Он пережил слишком много сердечных приступов. „Уф, твою ж так и растак, больно, сынок“.

Больше всего я скучаю по своей принцесске. Она покоится в женском доме. Но скоро мы встретимся.

Я — чудовище, Вельзевул, щекастый бегемот.

Я люблю охотиться. Красться по улицам в поисках того самого — сочного куска мяса. В Квинсе самые славные женки. Я — вода, что они пьют. Я живу охотой, охота — моя жизнь. Крови папочке.

Мистер Борелли, сэр. Я не хочу больше убивать. Нет, сударь, больше не хочу. Но я должен „воздать почести отцу твоему“.

Я наполню мир любовью. Я люблю людей. Я не землянин. Верните меня Иеху.

Люди Квинса, я люблю вас. Желаю всем счастливой Пасхи. Благослови вас Господь в этой жизни и следующей. А теперь мне пора. Пока и спокойной ночи.

ПОЛИЦИИ: пусть вас преследуют мои слова:

Я вернусь!

Я вернусь!

Перевожу — бах, бах, бах, бах — уф!

Убийственно ваш,

Мистер Чудовище».

Вот так мелкая сошка стала всеобщей знаменитостью. Более сотни сыщиков объединились в опергруппу «Омега». Безумных, написанных словно в бреду посланий становилось все больше. Теперь они попадали в газеты и к журналистам, таким как Джимми Бреслин. Город был охвачен ужасом. Берковиц признался, что почувствовал настоящий трепет, когда пришел на почту, а там только и говорили о «сыне Сэма», не догадываясь, что он находился среди них.

Следующее нападение он совершил в Бэйсайде, Квинс, но обоим — и мужчине, и женщине — удалось выжить. Через пять дней преступник объявился снова, но другой парочке в Бруклине повезло меньше: Стейси Московиц скончалась на месте; Роберт Виоланте выжил, но из-за тяжелого ранения потерял зрение.

Сына Сэма наконец поймали. А все из-за того, что в ночь последнего убийства он оставил свой «форд-гэлакси» слишком близко к пожарному гидранту. Случайный свидетель запомнил, что полицейский выписывает штраф за неправильную парковку, который в итоге и вывел полицию на Дэвида Берковица. Во время ареста он просто сказал: «Ну что же, попался».

На допросе Берковиц объяснил, что «Сэм» — это его сосед, Сэм Карр, а его черный лабрадор-ретривер по кличке Харви и не пес вовсе, а демон, живущий уже более трех тысяч лет, который и приказывал Дэвиду убивать. Как-то он даже попытался застрелить пса из пистолета 22-го калибра, но тот выжил. Чуть ли не единогласно психиатрическое сообщество нарекло его параноидальным шизофреником, давая самые разные интерпретации его письмам. «Принцесской» из первого послания, очевидно, Дэвид называл одну из своих жертв, Донну Лаурию, чью душу Сэм обещал ему после смерти.

Для меня в письмах важнее всего было то, как менялся его почерк. В первом — аккуратный и прилежный, потом он портился все больше и больше, пока не стал совсем неразборчивым. Все чаще появлялись ошибки. Как будто записки писали разные люди. Я показал Дэвиду копии, но он даже не отдавал себе отчета в деградации почерка. Если бы я составлял психологический портрет убийцы, то по запискам сразу бы понял, что он человек ранимый, склонный совершать ошибки или досадные промахи, вроде парковки у пожарного гидранта. Тогда полиции удалось бы схватить его раньше. Проявление подобной уязвимости — подходящее время для применения упреждающих мер.

Насколько я понимаю, Берковиц открылся нам благодаря масштабному домашнему заданию, которое мы сделали перед интервью. Еще до нашей встречи мы пораскинули мозгами насчет трехтысячелетней собаки, приказывавшей Дэвиду убивать. Психиатры приняли байку за чистую монету и считали ее главным мотива-тором. Но я знал, что история родилась только после ареста. С ее помощью убийца надеялся легко отделаться. Вот почему, когда он начал разглагольствовать об этом мистическом создании, я просто оборвал его на полуслове: «Слушай, Дэвид, хватит чушь городить. Пес тут ни при чем».