Охотники за микробами. Борьба за жизнь

Десятки тысяч рядовых охотников за микробами, работающих в настоящее время, так же как и тот десяток выдающихся исследователей, о которых идет речь в этой книге, — все они до некоторой степени рисковали и рискуют своей жизнью. Но что было бы, если бы эти десятки тысяч нынешних охотников за микробами каким-нибудь чудом могли превратиться в таких же отважных бойцов со смертью, каким был Давид Брюс! Было положительно что-то дьявольское в его безумно-смелых похождениях и нечто еще более дьявольское в его легком отношении к смерти других охотников за микробами, если эта смерть могла доказать правильность его теорий.

— Могут ли молодые мухи цеце, выращенные в лаборатории, наследовать от своих матерей трипанозому сонной болезни? — задал он себе вопрос. — Ведь было же доказано Теобальдом Смитом, что матери-клещихи могут передавать своим детям микроба техасской лихорадки!

Опасны ли искусственно выведенные мухи цеце или нет? — вот что нужно было Брюсу знать обязательно.

И он мог смело ответить: «Нет, не опасны», — потому что «двое из членов комиссии» (он из скромности не называет их имен) дали себя искусать сотням искусственно выведенных цеце, и результат получился отрицательный.

Но ведь никто же не мог заранее предсказать результатов этого опыта. А по данным статистики, смертность от сонной болезни всегда дает полных сто процентов.

Как он радовался всякий раз, когда узнавал, что кто-нибудь еще рискует жизнью в целях эксперимента! Последнюю свою экспедицию в Африку он совершил в 1911 году и оставался там до 1914 года. Ему было тогда около шестидесяти лет; его могучий организм начал уже понемногу расшатываться от жестокого хронического бронхита, нажитого под бесконечными проливными дождями и в пронизывающем холоде тропических ночей.

В Ниассаленде и Родезии появилась новая страшная форма сонной болезни, убивавшая больного в несколько месяцев. Поднялся горячий научный спор о том, является ли эта трипанозома совершенно новым произведением природы, или же это не что иное, как старый брюсовский паразит наганы, которому надоело подвизаться на коровах, лошадях и собаках, и он стал пробовать свои силы на людях.

Брюс энергично занялся выяснением этого вопроса. Немецкий ученый, работавший в португальских восточноафриканских владениях, заявлял, что это совершенно новый вид трипанозомы, а Брюс возражал, что это зародыш наганы, перешедший с коров на людей.

Тогда немец (его фамилия была Тауте) взял кровь умирающего от наганы животного и впрыснул себе под кожу пять кубических сантиметров этой крови (содержавшей несколько миллионов трипанозом), чтобы доказать, что паразит наганы не может убить человека. Затем он дал себя искусать целым роям цеце, кишечник и слюнные железы которых были битком набиты микробами наганы.

Какое же впечатление произвели эти опыты на Брюса? Послушаем, что он сам говорит по этому поводу:

— С точки зрения науки, можно только пожалеть, что эти опыты окончились неудачей, ибо если мы и рисковали при этом потерять нашего смелого и немного безрассудного коллегу, то вопрос был бы до некоторой степени разрешен. Отрицательный же результат ровно ничего не доказывает: весьма возможно, что один человек из тысячи заражается именно таким путем.

Безжалостный Брюс! Несчастный Тауте! Он искренне старался себя убить, а Брюс говорит: плохо, что он не умер.

Ниассаленд был последним полем битвы, на котором Брюс сражался с сонной болезнью, и результаты этого боя были в общем довольно безнадежны, ибо он открыл, что Глоссина морзитанс (Glossina morsitans) — название мухи цеце, носительницы болезни, гнездится не только по берегам рек и озер, а носится повсюду, с одного конца Ниассаленда до другого, и нет никакой возможности от нее укрыться или устроить переселение народов из пределов ее царствования.

Несколько лет Брюс упорно работал, занимаясь измерением длины трипанозом и пытаясь установить связь между наганой и новой болезнью.

Но этого вопроса он так и не разрешил и с сожалением должен был констатировать, что «в настоящее время нет возможности осуществить опыт, который мог бы решить вопрос в ту или иную сторону».

Этот опыт, по его мнению, должен был заключаться в том, чтобы впрыснуть трипанозому наганы не одному и не сотне людей, а нескольким тысячам человеческих существ.

Эта жуткая надежда навсегда осталась жить в душе старого викинга.

— В настоящее время

это неосуществимо, — говорил он, но верил, что когда-нибудь где-нибудь найдутся люди, которые рады будут погибнуть за истину. И, как будет видно из следующей главы, уже и теперь кое-где начинает проявляться этот высокий дух самопожертвования.

И если когда-нибудь огромные человеческие армии пойдут на бой со смертью с такой же готовностью, с какою теперь они воюют между собой, то это будет также потому, что во главе их будут стоять люди, подобные Давиду Брюсу.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

РОСС И ГРАССИ

МАЛЯРИЯ

I