Шесть лет спустя, уже отец двоих детей, Джерри продолжал ночные рейды за сувенирами. Однажды в его дверь позвонила девятнадцатилетняя Линда Слоусон, которая продавала энциклопедии и перепутала адрес. Брудос решил воспользоваться представившейся возможностью, затащил ее в подвал, ударил палкой и задушил. Уже мертвую раздел и стал примерять на труп вещи из своей коллекции. Перед тем как избавиться от тела, утопив его в Уилламетт-Ривер, преступник отрезал у девушки ногу, обул в одну из туфель на высоком каблуке и поместил в холодильник. В течение нескольких последующих месяцев Брудос убивал еще трижды, отсекал груди и изготовлял по ним пластмассовые формы. Его вычислили по рассказам нескольких девушек, которым он пытался назначить свидание, приводя одну и ту же историю, и задержали на месте предполагаемой встречи. Джерри сознался в преступлениях и, поскольку основанная на признании невменяемости защита провалилась, был признан виновным. Боб Ресслер и я встретились с ним в его постоянном месте заключения — тюрьме штата Орегон в Сейлеме. Брудос оказался крепко сбитым, круглолицым парнем, вежливым и охотно идущим на сотрудничество. Но когда я спросил его о деталях преступления, Джерри ответил, что в результате гипогликемии (пониженное содержание глюкозы в кровприм. ред.) на него нашло затмение и он не помнит того, что совершил.
— Знаете, Джон, на меня такое находило. Сахар в крови понижался — я мог выйти на крышу дома, а потом обо всем забывал.
Интересно, что, давая показания полиции, Брудос графически точно указал, где располагались тела и другие улики, и тем самым неумышленно выдал себя. Одно из тел он подвесил на крюк в гараже, нарядил в излюбленное белье и туфлю и, чтобы лучше наблюдать, поместил на пол зеркало. Делая фотографии, он случайно захватил в объектив и своё изображение.
Несмотря на ссылки на гипогликемические затмения, в Брудосе проявились многие черты организованного убийцы. К тому же эти черты были связаны с элементом возникших еще в раннем возрасте фантазий. Мальчиком лет десяти на ферме родителей Джерри представлял, как загоняет девчонок в туннель и заставляет делать все, что ему заблагорассудится. Как-то раз этот трюк удался ему на самом деле: Брудос запер сверстницу в сарае и, вынудив раздеться, сфотографировал голую. Аналогичная линия поведения зачастую наблюдается во взрослых насильниках, но Джерри в то время был еще слишком наивным и неискушенным, чтобы думать о чем-либо ином, кроме фотоснимков. Вскоре после случая в сарае он запер другую девочку в амбаре с зерном, переоделся, причесался по-иному и, вернувшись к воротам, притворился братом-близнецом Эдом. Выпустив насмерть перепуганную жертву, Джерри объяснил, что его брат тяжело болен и просил не рассказывать о случившемся — иначе несчастному грозит новый приступ.
В Джерри Брудосе наряду с хрестоматийным усилением активности ярко проявился процесс усложнения фантазий. Открытие этого в подопечном показалось нам намного важнее, чем все, что напрямую сказал он сам. Хотя по целям modus operandi Брудоса разительно отличался от Кемпера, обоих, как и многих других убийц, обуревало стремление к «совершенствованию» деталей от преступления к преступлению. Жертвы Кемпера были миловидными девушками, которые в сознании убийцы ассоциировались с матерью. Менее развитый и смышленый Брудос удовлетворялся случайно встреченными. Но оба были помешаны на деталях, которые стали предметом всех их помыслов.
Уже во взрослом возрасте Брудос заставлял раздеваться жену Дарси, наряжал в предметы своей фетишистской коллекции и совершал ритуальное фотографирование, хотя Дарси была женщиной простой, без фантазий, и побаивалась мужа. Джерри представлял, что конструирует специальные приспособления для пыток, но в жизни ограничивался обычным гаражом. В этом гараже стоял холодильник, и преступник запирал в нем полюбившиеся части тел. Когда же Дарси готовила еду, ей приходилось просить мужа принести необходимые продукты. Женщина часто жаловалась подругам на явное неудобство и говорила, насколько было бы проще выбрать все, что требовалось, в холодильнике самой. Но несмотря ни на что, она, видимо, не считала ситуацию слишком странной, чтобы заявить на мужа. А если и считала, то, вероятно, слишком боялась.