Глубокая и нежная страсть Гитлера к юной Гели Раубаль, по-видимому, будет всегда относиться к числу неразгаданных мистерий. Он никогда больше всерьез не влюблялся. Мысли же о женитьбе, одновременно с горькими раздумьями о неизбежной гибели пришли к нему лишь в те дни, когда Берлин оказался в железном кольце наступающих русских армий.
Приход к власти
Великая депрессия, начавшаяся с краха на ньюйоркской бирже в 1929 г., предоставила Гитлеру шанс, на который он рассчитывал и который терпеливо ожидал в течение долгих лет.
Экономическая жизнь Запада оказалась парализованной. Банки закрывались. Дела шли под откос. Торговля остановилась. Миллионы людей остались без работы. Повсюду царили хаос, отчаяние и голод. Такая ситуация наблюдалась во многих странах Запада, но, может быть, хуже всего пришлось Германии.
Иоахим Фест пишет:
«Дух безнадежности парил надо всем. Прокатилась беспрецедентная волна самоубийств. И, как всегда в подобные моменты истории, у людей пробудилась иррациональная страсть к полной переделке мира. Шарлатаны, астрологи, ясновидящие и всякие медиумы процветали вовсю. В период всеобщего бедствия они вызывали псевдорелигиозные чувства, придавали жизни утраченные смысл и значение.
Обладая исключительной интуицией, Гитлер лучше других политических деятелей уловил подсознательные стремления масс.
...У его противников, несмотря на знание обстановки и достаточное красноречие, не хватало веры в будущее. Гитлер же, наоборот, оказался оптимистичным, напористым и необычайно уверенным».
Первая реальная возможность для нацистов и их вождя возникла осенью 1930 г. Тогдашний канцлер Брюнинг назначил национальные выборы на 14 сентября 1930 г. Он нисколько не сомневался в победе «демократического большинства». Его надежды были сильно поколеблены Гитлером, организовавшим яростную пропагандистскую кампанию. Лидер нацистского движения указывал немецкому народу путь к свету. Он обещал порвать Версальский договор, восстановить экономику и дать каждому немцу работу. Гитлер, как всегда, не договаривал до конца. Некоторыми мыслями он предпочитал делиться лишь с особо доверенными лицами. Так, журналисту Рихарду Брейтингу «не для публикации» фюрер говорил: