Оккупация

– Когда мы разрабатывали эти… яды, их проверяли на заключенных. Нам говорили, что эти люди приговорены к смертной казни, но мы не знали, так это или нет. Иногда яд действовал, как мы и предполагали. А иногда нет. Кто-то оставался в живых, а кто-то умирал в страшных мучениях. Вот от этого, Аня, я бегу всю жизнь, которая мне была отмерена. А Господь отказывается забирать меня. Не нужен я ему.

…

– Вот представь себе, Аня. Двадцать семь лет. Мне в двадцать семь лет выдали ордер на покупку новой «Волги». По госцене[21]. В двадцать семь лет. Тбилиси, «Волга»… Аня… Знал бы я, во что мне обойдется эта «Волга»…

Аня поежилась

– Это был… КГБ?

– КГБ, не КГБ… какая разница, Аня. Каждый решает сам за себя. Меня вот машиной купили. Одного моего сокурсника купили тем, что старого врага их семьи посадили на пятнадцать лет. У каждого есть своя цена, Аня. И мы сами ее устанавливаем. Мы сами, а никакое не КГБ. Мы сами, Аня…

Анна налила себе вина – целый бокал. Она никогда так не делала тоже. В голове был полный сумбур… то, что казалось простым преступлением, превращалось во что-то инфернальное.

– Как назывался этот яд, дядя Вахтанг?

– У него не было названия. Как и у всех остальных. Номера. У этого был номер двенадцатый.

– Эти яды забирало КГБ?

– Кто же нам скажет… может, и КГБ.

– Этот институт есть и сейчас?

– Ничего нет, Аня. Но когда я уезжал из Тбилиси – он еще был. Хотя никому не был нужен.

Ей пришла в голову мысль.

– Как выглядит этот яд?

– Бесцветная жидкость, без вкуса… без запаха. Можно добавить… или просто мазнуть по бокалу

– А каков… срок … годности.

– Годности? Если правильно, в химически чистой среде высушить и упаковать – то можно хранить вечно. Потом – просто развести.

– Водой?

– Да. Химически чистой водой. Несколько капель.

Аня помолчала, потом спросила

– Вы не подпишете протокол вскрытия?

– Отчего же.

– Но напишете там…

– Алкогольное отравление.

Диктофон в сумочке – она привыкла носить его с собой – записал каждое слово.

Из здания института Анна направилась обратно в прокуратуру, но на полпути внезапно свернула… Там была кофейня… мобильная. Продавали львовский горячий кофе, или каву. Ей надо было согреться…

Стаканчик с кофе жег пальцы – но она почти не чувствовала этого… руки были холодными, как лед…

Как лед…

Жуткая история человека, которого она знала уже два года – познакомились, когда искала врачей, чтобы вывести Вадима из зависимости, – потрясла ее… трудно было поверить, что жизнерадостный пожилой грузин-доктор создавал яды, которые убивают людей. И даже наблюдал за их действием.

Каждый из нас сам назначает себе цену. Сам, а никакое не КГБ…

Какова ее цена? Какова цена их всех?

Что теперь делать?

Она понимала, что жестоко будет забыть старика и не приходить больше. Но как пить вино с человеком, который убивал людей?

И тут ее как током продернуло.

А как она спала с человеком, который убивал людей? Это другое? А чем, собственно? Чем отличается Вадим? Тем, что он убивал сепаров, колорадов и ватников?

И так же теперь мучается.

И пишутся в раскаянье стихи,Но в глубине души навеки будут с намиГрехи, грехи, грехи, грехи, грехи,Которые не искупить словами.

Она допила кофе, смяла стаканчик и бросила в урну. Надо еще кое-куда заехать…

Она начинала в девятом отделении полиции… странное тогда было время. Старая гвардия и они, новички, которые еще не знают горечи плода. Из старой гвардии выделялся Берестов – тем, что если все остальные просто хапали, то он нес службу и хапал… старый служака, мент, всех знающий.

Его она нашла в «Пузатой хате» на углу… он всегда тут обедал. Обслуживали, понятное дело, бесплатно…

– Сергей…

Берестов поднял взгляд, смотрел несколько секунд.

– Ивонина, – вспомнил он.

– Да.

– Ты где сейчас?

Она присела за столик.

– В прокуратуре. Генеральной.

– Ого. Поздравляю. Дорого?

Она не стала ничего говорить.

– Мне нужна помощь.

– В чем? До дома проводить?

– Сегодня ты мне. Завтра я тебе.

Берестов доскреб остатки борща:

– Завтра может и не быть. Ладно… что надо-то?

– Матросов. Беженец из России. Бывший полковник полиции… российской. В России его дожидается уголовное дело по коррупции. Потому он отсиживается здесь, в Киеве. Пистолет у него – с дарственной надписью вашего министра. Украинское гражданство. Что ты о нем знаешь?

– Э… мать. Вечно тебя на приключения тянет.

…

– Тебе оно надо?

– Надо. Погиб наш сотрудник. Что я тебе говорю, ты сам должен понимать это лучше меня.

Берестов сплюнул – не в тарелку, на пол.

– Я понимаю, когда вынимаю. Извини, мать, но ты реально не в свое дело лезешь.

– Это мое дело. И я все равно все узнаю…

Берестов зачем-то оглянулся по сторонам.

– Ладно, если тебе себя не жаль, слушай. Этот Матросов – он не просто коррумпированный мент. Это решала.

– То есть?

– Ты знаешь за водочную мафию?

Она кивнула.

– Нет, мать, не знаешь. Ни хрена ты не знаешь.

…