Окно в Европу

В этот миг, в далекой степи, сотник Хайло вложил саблю в ножны и сказал: «Вот что, Облом, отпущу я тебя». Но, понятное дело, Нежана этого не слышала, а продолжала шептать-ворожить:

– Вот все, чего прошу, на что надеюсь… Коль исполнится все, что сказано, ничего мне не жалко, ничего… И порукой тому моя жизнь.

СИНИЕ ВИШНИ

Кполудню четвертого дня степь отступила перед полями и дубравами, а вскоре заблистали перед путниками воды тихого Дона. Вот река так река! Полноводна, могуча и так широка, что не всякая птица долетит до ее середины! Так говорили казаки, но это было, разумеется, преувеличением; хоть и широк Дон, а даже синицы его перелетали, не говоря уж о воронах. Но река в самом деле большая.

Да и станица Синие Вишни, что стояла на правом донском берегу, тоже не маленькая. Было в ней сотен пять домов, богатый базар с различной снедью, трактирами и лавками, майдан для сбора казацкого круга и великолепные сады, в которых, конечно, и вишня росла. Но название станицы лишь отчасти было связано с вишенным изобилием, ведь синих вишен в природе не бывает. На самом деле имя это пошло от легендарного атамана Тараса Бульбы, который, вместе со своим отрядом, первый появился на этом берегу. Завидели его печенеги и решили порезать казаков, но не тут-то было: огородился Бульба телегами, а за ними встало его казацкое воинство с винтарями да острыми саблями. Навалились злые вороги, а казаки дали залп и всех, кто к возам поближе, положили. Видит печенежский хан, что не взять ему казаков, а если и возьмет, то большой кровью. И тогда отправил он к Тарасу послов с предложением сложить оружие и сдаться. А славный воин осмотрелся, глянул на круживших в небе воронов, на дикие вишни, что росли поблизости, и ответил так: сдадимся, харя печеная, когда вишни посинеют, а вороны запоют соловьями. И в ту же ночь вышли казаки из укрепленного стана, грянули на спящих печенегов и посекли их всех до единого. С той поры и пошло название Синие Вишни.

– Моя станица, – молвил Чурила, когда три всадника подъехали к околице. – Тут я бегал голопузым пацаном да воровал груши по чужим садам.

– Такой бедный, что свой не иметь? – поинтересовался Свенельд.

– Как не иметь? Был свой сад, был. Тут, почитай, у всех сады.

– Тогда почему воровать?

Чурила с усмешкой покосился на варяга.

– А ворованное вкуснее. Инда в ваших краях не так?

Стайка мальчишек окружила их. Они неторопливо ехали по улице, мимо обмазанных глиной беленых хат, мимо колодцев с журавлями, мимо дворов, где дымили костры и летние печки, мимо загонов с козами, свиньями и прочей скотиной. Мирные виды, если не глядеть на людей. Люди тут были всегда начеку: мужчины с пистолетами и шашками, женщины с длинными ножами, и в каждом втором дворе к плетню прислонен винтарь. Жители Синих Вишен могли собраться вмиг и грянуть на врага тысячеконным воинством.

Мальчишки покружили около приезжих и умчались – наверняка предупредить станичного атамана. Посмотрев им вслед, Хайло одобрительно кивнул – сторожевая служба тут была лучше некуда. С каждого двора их провожал чей-нибудь внимательный взгляд.

– Ты, старшой, с Ермолаем прежде встречался? С атаманом здешним? – спросил Чурила.

– Нет, – покачал головой сотник.

– Ох, хитрован! Любого обставит! Ты с ним построже, построже.

– А чего построже, – буркнул Хайло. – Я не купец, чтоб зачинать с ним торговлю. Даст казаков для посольского приличия, и прости-прощай.

Они миновали базар. Здесь торговали рыбой, свининой и битой птицей, прилавки ломились от ранних арбузов и дынь, у кабаков и лавок толпился народ, и все казалось веселее, чем на киевском Торжище. Казачки, видать, не так оскудели, как прочий люд на Руси, и это было понятно – жили здесь не только землей и ремеслами. Бойкое место! На восток пойдешь – вот тебе Волга с Каспием, а за морем – персюки, коих только ленивый не ограбит. На юг двинешься, а там Хазария и Кавказские горы, тоже есть чем поживиться. Что до западной сторонки, то туда можно сплавать на стругах по Дону, пощипать тех же хазар, а еще греков, обсевших Черное море. Куда ни пойди, кроме севера, везде приварок!