Окно в вышине

— Ну, пока это только пустой разговор. Этот Морнингстар стреляный воробей, и, если не намекнуть на деньги, он и разговаривать не станет. Кроме того, может быть, вы хотели бы вернуть этот предмет даже такой ценой. Не думайте, что я пытаюсь вас убедить, в том, что это лучший способ. Вы всегда можете обратиться в полицию. Но если по каким-нибудь причинам вы этого не желаете, то единственная возможность получить предмет — это заплатить за него.

Я бы мог так распространяться до бесконечности, сам не зная, что же еще я могу сказать, но она грубо оборвала меня.

— Мистер Марло, теперь в этом нет совершенно никакой необходимости. Я прекращаю дело. Монета мне возвращена.

— Будьте добры, подождите минутку, — сказал я.

Я положил трубку на полочку и открыл дверь телефонной будки, чтобы глотнуть воздуха, точнее той смеси, которая в этой аптеке зовется воздухом, и быстро огляделся. Никто не обращал, на меня внимания. Аптекарь в бледно-голубом халате болтал о чем-то с продавцом сигарет. Мальчик за стойкой мыл стаканы. Две девушки в брюках играли в пинбол.[9] Высокий сухопарый тип в черной рубашке с бледно-желтым кашне на шее листал журналы возле стеллажа. Похоже, он не был вооружен. Закрыв дверцу телефонной будки, я взял трубку и сказал:

— Извините, мешал один тип. Теперь все в порядке. Итак, вы сказали, что вам ее вернули. Как это произошло?

— Надеюсь, что это вас не слишком разочарует, — сказала она своим не терпящим возражений баритоном. — Видите ли, из-за некоторых осложняющих обстоятельств я еще не решила, как мне быть. Позвоните мне домой завтра утром. В случае, если я все-таки решу прекратить дело, полученный вами задаток будет платой за ваши труды.

— Позвольте мне уточнить, — сказал я. — Вы действительно получили монету обратно? Может быть, вам только обещали ее вернуть?

— Нет, нет. Я ее получила. И я очень устала. Так что, если вы…

— Миссис Мердок, одну минуточку. Все не так просто. Тут произошли кой-какие события.

— О них вы расскажете мне завтра утром, — сказала она резко и положила трубку.

Выйдя из будки, я негнущимися, дрожащими пальцами закурил сигарету и прошелся по аптеке. Аптекарь стоял один. Нахмурившись, он сосредоточенно затачивал карандаш маленьким ножичком.

— И какой же остренький карандашик у вас получился, — сказал я ему.

Он удивленно взглянул на меня. Игравшие в пинбол девушки тоже удивленно оглянулись. Я подошел к стойке и посмотрелся в висевшее над ней зеркало. Оттуда на меня, смотрел совершенно ошалевший тип.

Усевшись на стул, я приказал:

— Двойное виски, разбавлять не надо.

Человек за стойкой очень удивился.

— Мне жаль, сэр, но у нас не бар. Бутылку вы можете купить в винном магазине.

— Так-так — сказал я. — Мне кажется, тут что-то не так. Простите, у меня, кажется шок. Дайте чашечку слабого кофе и сэндвич с нежирной ветчиной. Нет, пожалуй, есть не стоит. До свиданья.

Я встал со стула, и пошел к выходу. Мне казалось, на аптеку обрушилась оглушительная тишина, такая тишина, какая бывает после того, как тонну угля сбросят по наклонному настилу. Человек у стеллажа посмеивался надо мной, держа в руках Нью-Рипаблик.

— Бросьте-ка всю эту чепуху, ведь вам по зубам такие солидные вещи, как, например, детективные журналы, — сказал я ему по-дружески.

У самой двери я услышал, как кто-то произнёс у меня за спиной:

— Их полным-полно в Голливуде.

13

Дул сухой, упругий ветер, пригибавший верхушки деревьев. Качались, как маятники, фонари, и по стенам домов бежали тени, словно скачущие всадники. Я развернулся и поехал назад, на восток.

Ломбард был на Санта Моника, вблизи Вилкокс. Тихое старомодное маленькое здание, над которым поработали волны времени. В витрине были выставлены вещи, собрать которые вместе вам бы ни за что не пришло в голову: искусственные мушки в фанерном ящичке для ловли форели, фисгармония, раскладная детская коляска, фотоаппарат для портретной съемки с четырехдюймовым объективом, перламутровый лорнет в вытертом плюшевом футляре, старинный простого боя кольт, калибра 0,44, тот самый, которым в вестернах пользуются блюстители порядка, научившиеся у своих дедушек нажимать на спусковой крючок.

Я открыл дверь, над головой прозвенел звонок, откуда-то из глубины лавки послышались шаркающие шаги, сморкание, и за прилавком появился старый еврей в черной ермолке на голове и в очках с вырезанными внизу стеклами. Он улыбнулся.

Я вынул кисет, и достав из него дублон Брашера, положил монету на прилавок. Мне представлялось, что заклад будет совершаться в какой-нибудь фанерной кабинке с закрывающейся дверцей, но за спиной у меня было ничем не прикрытое окно, и мне вдруг показалось, что я стою перед ним совершенно голый.

Еврей взял монету и подержал ее на ладони, взвешивая.

— Золото, а? Никак, выкопали клад? — сказал он, подмигнув.

— 25 долларов, — сказал я, — жена и малыши голодают.

— Ой, какой ужас. Судя по весу, это золото, но, возможно, есть примесь платины.

Он небрежно взвесил монету на маленьких весах и сказал:

— Золото. Так вы хотите за нее 10 долларов?

— 25 долларов.