Окно выходит в белые деревья...

Когда мое чучело жгли                                         милосердные братья-писатели,слава Богу еще, не пыряя в живот                                                                 перочинным ножом,на меня они зря                              полбутылки бензина истратили,потому что давно                                   сам собой я сожжен.Я,                вдыхая дерьмо человечье,не слишком ароматическое,охранял в огородишке, рядом с уборной,                                                                           редиску и лук.Я торчал слишком долго,

                                              как чучело романтическое,мир стараясь обнять неуклюже                                                       распялками рук.Был набит я соломой.                                        Я не замечал, как меняетсяжизнь вокруг                         и как нагличают воробьи.Я сгорел в наказанье                                     за быструю воспламеняемостьи в политике,                           и в любви.Уцелел только остов обугленный,                                                          дымом окутанный,но огонь моих рук                                  не сумел до конца обломать.

Я в золе от себя самого догорал                                                                и сожженными культямивсе хотел обнимать, обнимать, обнимать…И когда, дожигая меня,                                           чиркнуть спичкой собратьям приспичило,я услышал завистливый, злой шепоток палача:«Ишь чего захотело ты, чучело,                                                       ишь ты, чумичило…Ты себя возвеличило слишком,                                                        над редькой и репой торча…»И я вспыхнул последним,                                              предсмертно синеющим пламенем,как горящий пожарник,                                             который себя не сберег от огня.

Все мои ордена,                                        словно пуговицы, расплавило.Если СССР погорел,                                      почему бы не сжечь и меня?И когда шовинюги                                  еще доплеснули бензина на чучелои ноздрями запел сладострастно                                                             генштабовский соловей,необъятная дворничиха —                                                   женщина чуткаяподметала мой пепел                                        метлой задушевной своей.А все дамочки сладенькие                                                и все мальчики гаденькиенаблюдали за судорогами

                                                  последних гримас лица,и подлили в огонь соратники —                                                   благородные шестидесятникина прощание                      мас-ли-ца.Что там на пепелище                                    ты, любимая, ищешь —может быть, мое сердце,                                              уцелевшее после всего?Видно, что-то в нем было,                                               если сердце любило,и оно не забыло,                              как любили его.1992

Генштабовский соловей — меткое прозвище Александра Проханова, лившего бензин на мое довольно симпатичное чучело. Прохановскую бы энергию да в мирных целях!

ПРОЩАНИЕ С КРАСНЫМ ФЛАГОМ