Окно выходит в белые деревья...

Над Бабьим Яром памятников нет.Крутой обрыв, как грубое надгробье.Мне страшно.                         Мне сегодня столько лет,как самому еврейскому народу.Мне кажется сейчас —                                          я иудей.Вот я бреду по древнему Египту.А вот я, на кресте распятый, гибну,и до сих пор на мне — следы гвоздей.Мне кажется, что Дрейфус —                                                       это я.Мещанство —                            мой доносчик и судья.Я за решеткой.                           Я попал в кольцо.Затравленный,                             оплеванный,

                                                        оболганный.И дамочки с брюссельскими оборками,визжа, зонтами тычут мне в лицо.Мне кажется —                              я мальчик в Белостоке.Кровь льется, растекаясь по полам.Бесчинствуют вожди трактирной стойкии пахнут водкой с луком пополам.Я, сапогом отброшенный, бессилен.Напрасно я погромщиков молю.Под гогот:                   «Бей жидов, спасай Россию!» —насилует лабазник мать мою.О, русский мой народ! —                                              Я знаю —                                                                    тыпо сущности интернационален.Но часто те, чьи руки нечисты,твоим чистейшим именем бряцали.

Я знаю доброту твоей земли.Как подло,                  что, и жилочкой не дрогнув,антисемиты пышно нареклисебя «Союзом русского народа»!Мне кажется —                               я — это Анна Франк,прозрачная,                        как веточка в апреле.И я люблю.                    И мне не надо фраз.Мне надо,                чтоб друг в друга мы смотрели.Как мало можно видеть,                                              обонять!Нельзя нам листьев                                    и нельзя нам неба.Но можно очень много —

                                                это нежнодруг друга в темной комнате обнять.Сюда идут?                        Не бойся — это гулысамой весны —                          она сюда идет.Иди ко мне.                           Дай мне скорее губы.Ломают дверь?                                Нет-это ледоход…Над Бабьим Яром шелест диких трав.Деревья смотрят грозно,                                              по-судейски.Все молча здесь кричит,                                           и, шапку сняв,я чувствую,                        как медленно седею.И сам я,              как сплошной беззвучный крик,

над тысячами тысяч погребенных.Я —          каждый здесь расстрелянный старик.Я —          каждый здесь расстрелянный ребенок.Ничто во мне                          про это не забудет!«Интернационал»                                     пусть прогремит,когда навеки похоронен будетпоследний на земле антисемит.Еврейской крови нет в крови моей.Но ненавистен злобой заскорузлойя всем антисемитам,                                       как еврей,и потому —                          я настоящий русский!Август 1961Киев

ИРОНИЯ