Око тайфуна

Так мы и останемся — верующими— и в науке, и в отрицании ее, останемся фанатиками, преобразуя природу и препятствуя этому преобразованию. Лабиринт, по которому мы блуждали, анализируя фантастику А. Столярова, непрерывно порождается реальностью перестройки в нашей стране и второй НТР в странах Запада. Темп перемен нарастает, и мы идем в зазеркальный туман, идем все в той же опереточной экипировке и безо всякой уверенности, что в случае чего удастся «вернуть ход назад».

Дилеммы, рассмотренные А. Столяровым, не нашли решения. Значит, их следовало решать в рамках другой парадигмы. Под сомнение должны быть поставлены глубинные, априорные принципы организации духовной жизни общества. Сначала духовной!

Макс Борн писал: «Существуют какие-то общие тенденции мысли, изменяющиеся очень медленно и образующие определенные периоды с характерными для них идеями во всех сферах человеческой деятельности… Стили мышления — стили не только в искусстве, но и в науке»(12).

Мы вправе расширить это определение. С точки зрения абсолютного знаниясама наука, такая, к какой привыкли со времен Аристотеля, — тоже парадигма, конкретная, а потому преходящая. Она сама по себе обусловлена иными, более глубинными семиотическими пластами.

ВРЕМЯ МЕНЯТЬ ФОНЕТИКУ.

Заключение.

Рассуждение о языке

Бесконечна сила традиции. Бесконечно наше рабство, духовное и материальное. Мы рабы мертвых. Мы говорим с природой на мертвом языке, сами звуки которого созданы для того, чтобы воспевать горделивые замки и Господа нашего Иисуса Христа. Азбука этого языка не в ладах с семантикой, грамматика запутана, а большая часть словарного запаса забыта или еще не создана.

Мы сами не понимаем этот язык, мы, те, кто его создает. И не трогая фонетику, не меняя азбуку, мы разбили его высшие семантические уровни на сотню тысяч диалектов и окончательно утратили контроль над новым Вавилоном.

Но сила, вышедшая из-под нашего управления, осталась силой. И всякий, осмеливающийся поступать иначе, чем принято, обратит ее всю против себя.

Изменения все-таки происходят.

Понять, почему — выше моих сил.

Я не знаю, какой должна быть фонетика цивилизации, иная парадигма человеческого мышления. Для новых сущностей не придумано имен. Можно пользоваться синонимами, можно давать описательные определения, но нет замены у имени.

Свободомыслие.

Независимость.

Терпимость.

Оппозиция к сильному.

Свобода, наконец.

Лишь лингвы, буквы старого алфавита, использованные и затертые. Мы знаем уже, что ИМЕНАбудут состоять из этих букв. Больше мы ничего не знаем.

ЛИТЕРАТУРА

1. Столяров А. Изгнание беса. — М.: Прометей, 1989.

2. Степанов Ю. В трехмерном пространстве языка: Семиотические проблемы лингвистики, философии, искусства. — М., 1985.

3. Веркор. Люди или животные? — М., 1957.

4. Келасьев В. Н. Системные принципы порождения психической активности. — Вестник ЛГУ, 1986, сер.6, вып.2, с. 55–66.

5. Переслегин С. Скованные одной цепью. — В кн.: Стругацкие А. и Б. Отягощенные злом, или Сорок лет спустя. М.: Прометей, 1989.

6. Толкиен Д. Р. Р. Хранители. — М., 1983.

7. Шерред Т. Попытка. — В сб.: Фантастические изобретения. М.: Мир, 1971.

8. Шварц Е. Дракон.

9. Стругацкие А. и Б. Волны гасят ветер. Перефраз эпиграфа.

10. Нейштадт Я. Зигьерт Тарраш. — М., 1983.

11. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. — М., 1986. (Перефраз.)

12. Борн М. Физика в жизни моего поколения. — М., 1963.

Эдем

Послесловие к роману Вячеслава Рыбакова «Очаг на башне» — третьей книге в серии «Новая фантастика» (Рига: Астрал, 1990)

«В конце года Воды, такой-то год по новому исчислению, центробежные процессы в древней Империи стали значимыми. Воспользовавшись этим, Святой Орден, представляющий, по сути, интересы наиболее реакционных…»(1)

Будем говорить так. Абстрагируемся от боли и страха, подменим жизнь Схемой, — сделаем все, чтобы ответить.

«Это называется неразрешимый вопрос. Сколько бы их не было — всегда приходится заново мучиться. И помочь никто не может. И никогда не знаешь, прав ты или нет»(2).

«Очаг на башне». Неразрешимый вопрос. Роман с большой натяжкой можно назвать фантастическим. В реалиях быта не имеет аналогов лишь биоспектралистика, и то я бы не стал ручаться. Ведущие идеи этой науки слишком красивы, чтобы не быть истиной. Вполне вероятно, что в каких-то полузакрытых НИИ уже разворачивают спектры и выясняют природу латентных точек.

Но если «Очаг» — реалистическое произведение, если в нем изображен мир, в котором нам приходится жить, тогда все (неразрешимые) вопросы превращаются в один — зачем жить? Чтобы придумывать новый смысл и объявлять себя «винтиками организованного мира»? Этого мира?

Классический треугольник: Симагин — Ася — Вербицкий решен автором вполне традиционно. Тонкость в том, что Вербицкий убивает любовь Аси при помощи изобретения Симагина, тем самым раз и навсегда выигрывает спор.