– У меня есть точные цифры. Их там более трехсот тысяч. Из них примерно тридцать тысяч представляют для нас – в свете неизбежной кампании на Востоке – очевидный интерес. Вот это и должно стать объектом вашего самого пристального внимания в Югославии. Мы должны иметь в резерве определенную русскую силу, которая сможет проводить в России «евразийскую» политику. Украина и Белоруссия, безусловно, отойдут к нашим колонистам, а вот оттесненные за Урал славяне-русы станут скорее всего объектом уничтожения со стороны Китая или Японии. Хорошо ли это? Мы ведь еще не решили, на кого следует делать в Азии окончательную ставку: на утонченный дух Японии, на желтую массу Китая, или все же на славянское меньшинство.
– Хорошо, рейхсляйтер, – ответил Гейдрих после короткой театральной паузы, – однако не могу не поделиться сомнениями: если определенную национальную терпимость к латинянам Франции я понимаю, то в отношении славянского стада – простите меня – понять не могу.
– Вам придется понять мою «национальную терпимость» по отношению к «славянскому стаду», ибо именно мне предначертано вместе с фюрером осуществить глобальную перестройку мироустройства.
Гейдрих с трудом сдержал улыбку.
Покидая Розенберга, Гейдрих испытывал двойственное чувство. С одной стороны, он понимал, что ввязывается в опасную игру на стороне атлантистов – против Розенберга, против своего непосредственного шефа Гиммлера, а может быть, и против самого фюрера. С другой стороны, не сомневался – начинать войну в России, не разобравшись с Англией, – авантюра, граничащая с преступлением. Авантюра, которую не оправдает никакое евразийство, никакая Шамбала и прочая ересь, продвигаемая Хаусхофером.
Вызвав Шелленберга, Гейдрих убрал со стола бумаги, запер тяжелый, старинной работы сейф и сказал:
– Серьезные вопросы надо обсуждать во время хорошего обеда, Вальтер. Я велел заморозить нам бутылку старого рейнского. Вы не возражаете?
– Ну что вы, – ответил Шелленберг, улыбнувшись. Он открыл дверь, пропуская Гейдриха в зал, где шеф Имперского управления безопасности обедал с друзьями, когда не было времени ехать в ресторан.
– Как вам говядина? – спросил Гейдрих, закончив пережевывать пищу.
– Прекрасный вкус.
– Я попросил привезти эту вырезку из Брауншвейга – там особые травы, запах полей передается мясу. В Берлине такого мяса нет, и не может быть: заводские трубы разносят промышленный яд на многие десятки километров окрест столицы, отравляя поля, воздух и воду.
– Согласен, группенфюрер, мы слишком мало внимания уделяем экологии…
– Да, да, Вальтер, это очень верно, но я хотел поговорить о другом… Как поживает ваш Макс, Вальтер?
– А что ему сделается, всегда в порядке, – ответил Шелленберг.
– Думаю, стоит послать его в Загреб, дружище. Хорошо бы к концу сегодняшнего дня укомплектовать группу. В Загребе понадобятся сильные люди, которые смогут отстаивать нашу точку зрения, нашу, Вальтер, вы понимаете меня?
Вальтер Шелленберг отлично все понимал. Он был сообразительным парнем и прекрасно ориентировался в расстановке сил на самом верху властной пирамиды. Будучи в душе приверженцем евро-атлантических концепций Риббентропа, Шелленберг давно ориентировался исключительно на Гиммлера. Работая с ним и с определенным скепсисом относясь к его мистическим увлечениям, тем не менее, Шелленберг знал – с Гиммлером шутки плохи. Получив прямое указание Гейдриха работать на стороне атлантистов, обеспечивая подготовку вторжения Вермахта в Югославию, Шелленберг понял, что заигрался. Становиться на пути Гиммлера Вальтер не собирался, но и портить отношения с Гейдрихом смысла не было. Пораскинув мозгами, Шелленберг решил хеджировать риски.
«Итак, что же нам известно? – размышлял опытный разведчик. – Переворот в Югославии инспирирован людьми Канариса. Это однозначно смахивает на операцию прикрытия подготовки вторжения в Россию. При этом он, Шелленберг, руководитель политической разведки РСХА, не проинформирован о деталях действий Абвера. О чем это может говорить? Неужели Гиммлер не доверяет ему? Вполне возможно: имея у себя в заместителях такого человека, как Гейдрих, трудно верить кому бы то ни было. Кроме того, похоже, окончательное решение фюрером не принято. Идет решающая фаза борьбы между Розенбергом и Риббентропом, а арбитром, который положит финальное решение на стол Гитлеру, будет Гесс, пока симпатизирующий атлантистам. Таким образом, действовать надо осторожно. Помогая Риббентропу свалить Розенберга, провоцируя войну на Балканах, надо представлять мероприятия, проводимые сотрудниками VI отдела РСХА, как необходимые для подготовки вторжения в Россию. При таком подходе, чья бы точка зрения в верхах ни возобладала, он, Шелленберг, окажется полезным работником для команды победителей».
Вальтер по-кошачьи улыбнулся, потер пухлые руки, достал перо и написал на листе бумаги:
«Рейхсфюрер Гиммлер!