Окончательный диагноз

— Давай у меня. — Он понимал, что совершает ошибку. Она сразу же согласилась, спросив лишь адрес и время, когда ей можно приехать.

Отделение судмедэкспертизы вместе с прокуратурой и залом судебных заседаний располагалось в отдельном здании, над моргом. Это пространственное разделение с отделением патологоанатомии отражало философскую границу между судмедэкспертизой и всем остальным.

Айзенменгер, который до нервного срыва работал судмедэкспертом, не видел в этом разделении никакой необходимости и считал все различия чисто иллюзорными. Ему представлялось утомительным, что все судмедэксперты постоянно подчеркивали свое отличие от остальных патологов, хотя и те и другие пользовались одними и теми же методами, заканчивали одно и то же отделение и задачи у них были одинаковыми — выяснение причин смерти.

На улице было полным-полно машин, и поэтому какая-то часть мироздания продолжала сохранять для Айзенменгера свое постоянство, внушая ему тем самым чувство уверенности.

Но это была очень незначительная часть.

Утро не принесло облегчения. Грудь болела и саднила, проявляя свое недовольство с помощью регулярного лающего кашля. Рваная рана на горле тоже саднила, хотя воротник рубашки и скрывал большую часть пластыря. Чуть ли ни каждый второй отпускал шутку относительно того, что Айзенменгер порезался во время бритья, но его это вполне устраивало, так как помогало скрыть истинную причину ранения. Впрочем, Елена, к которой он заехал утром перед работой, даже не обратила на это внимания. Она была подавлена и полностью поглощена своими мыслями, практически не реагируя на его попытки подбодрить ее. Однако ему удалось объяснить ей, нисколько не греша против истины, что прогноз благоприятен и даже если в дальнейшем ей понадобится какое-то лечение, то, скорее всего, это будет не химиотерапия, а просто гормоны. Он заверил, что разрез будет небольшим, что опухоль легко поддается удалению, что, судя по имеющимся симптомам, она не успела дать метастазы, но все это не возымело действия. Хотя она внимательно его слушала, расспрашивала о разных аспектах лечения и возможных побочных эффектах, настроение ее не улучшилось ни на йоту. Она все выслушала и все усвоила, но, несмотря на ее слова, Айзенменгер чувствовал, что это она все отвергла. Никакие оптимистические заверения были не в состоянии сломить созданный ею барьер, состоявший из трех букв и способный отравить всю дальнейшую жизнь. Она не могла преодолеть это единственное слово, в котором заключался ее диагноз.

Соответственно, на работу она уехала в том же настроении, в котором он застал ее утром.

Как ни странно, отделению судмедэкспертизы удалось выпросить, украсть, а может, и вполне законно получить достаточное количество денег, и здание, в котором оно находилось, не было отмечено печатью времени.

Какие бы махинации ни осуществлялись в доме номер один по Шалазион-стрит, все они были выскоблены пескоструйным аппаратом снаружи и прикрыты пластиком, деревянной обшивкой и дешевыми хромированными аксессуарами внутри. Это помещение выглядело процветавшей частной компанией, не слишком богатой, но вполне состоятельной.

Когда Айзенменгер позвонил в звонок, к окошку подошла барышня с кольцом в носу, и он поймал себя на мысли, что уже достаточно стар, чтобы обращать на это внимание. Он по привычке попытался улыбнуться, но оказалось, что это не так-то просто — ему пришлось воссоздавать эту улыбку словно по воспоминаниям из далекого прошлого.

— Я хотел бы видеть доктора Блументаля.

— Как вас представить? — Вопрос был задан таким тоном, словно она даже представить себе не могла, как он осмелился оторвать ее от непосредственных обязанностей.

— Доктор Айзенменгер.

После чего она отчалила, не произнеся ни слова, якобы для того, чтобы выяснить, готов ли к этой встрече Исаак. Однако за это время можно было не только упиться кофе, но и эмигрировать в Австралию. Подобное отношение было свойственно всем обитателям города, но более других — представителям медицинских профессий.

Однако его предположение о том, что она эмигрировала, было опровергнуто ее появлением в окошке. Впрочем, особой радости от новой встречи с доктором Айзенменгером она явно не испытывала.

— Он в морге. Подвальный этаж.

Морги обычно располагались либо в подвальных помещениях, либо на первых этажах, что на подсознательном уровне отражало их связь с могилой; сама мысль о том, что морг может быть расположен над головами живых людей, почему-то казалась неуместной и странной.

Девица махнула рукой, указывая на дверь справа от Айзенменгера, которая тут же начала издавать какие-то жужжащие звуки. Айзенменгер толкнул дверь и оказался перед лифтами, справа и слева от которых находились лестничные пролеты — тот, что был слева от него, вел вверх, а тот, что справа — вниз.