Окончательный расчет

Курбатов отошел в сторону и закурил, наблюдая, как Яковлев возится в салоне, издали. Оперативник менял контейнеры своего пылесоса еще дважды, обработав им последовательно оба коврика «сааба» и заднее сиденье. После чего начал самым тщательным образом обследовать машину уже руками, ощупывая буквально каждый уголок, переворачивая подушки кресел. Повезло ему примерно минут через двадцать: этот день был явно их! Между подушками одного из задних сидений джипа, расположенного возле левой дверцы, Яковлев обнаружил черную мужскую пуговицу — не просто отлетевшую то ли от пиджака, то ли от пальто, а вырванную с мясом.

— Давай сюда. — Курбатов удовлетворенно кивнул и опустил находку в специальный пакет из прозрачного пластика.

— Думаешь, хозяйская? — поинтересовался Яковлев, внимательно оглядев основание пуговицы с оставшимся на нитках небольшим кусочком черной шелковистой материи.

— Возможно, сможем узнать у Кашевой, — ответил Курбатов, — Думаю, Вододя, на сегодня достаточно, не будем искушать судьбу… Доставай бланки протоколов осмотра.

Спустя минут тридцать Виктория Кашева, не менее минуты разглядывавшая находку Яковлева, покачала головой и вернула пакет Курбатову.

— Нет… Витя в тот вечер вообще был без пуговиц. Я очень хорошо помню, как он оделся: спортивный костюм с курткой, под ним водолазка… Кроме того, он никогда бы не надел вещь из шелковой ткани!

— По-вашему, обрывок шелковый?..

— Ну конечно, видно же… — улыбнулась Кашева, а вслед за этим вновь нахмурилась. — Наверное, вы сейчас спросите, не припомню ли я подходящую вещь у кого-то из знакомых… Ну я сразу подумала про Мозолевского: у него есть щегольской такой черный плащ, на подкладке… Правда, погода в тот день, когда все случилось, была для этого плаща не совсем подходящая. Но, во-первых, Мозолевский на машине. Во-вторых, как я уже говорила, он в принципе щеголь, тряпки у него всегда дорогие и модные…

— Плащ что, из шелка? — поинтересовался Яковлев.

— Кашемир… А это почти одно и то же, по виду практически неотличимо.

— Спасибо, Виктория Васильевна. — Курбатов убрал пакет с пуговицей во внутренний карман пальто. — Вы очень нам помогли. Сейчас заполним протокол, вы его подпишете, и мы прекратим вас мучить!

— Ни в коем случае! — Вика снова улыбнулась. — После протокола — еще по одной чашечке кофе, а уж потом мне и впрямь пора будет на фирму. Договорились?

— С удовольствием, — улыбнулся Курбатов и придвинул к себе бланк извлеченного Яковлевым протокола.

Женя пристально посмотрела на Альберта и, немного поколебавшись, потянулась за своей сумочкой и достала сберкнижку.

— Жаль, что тебе для этого придется ехать в Москву. — Она недовольно надула губы. — А раньше сообразить не мог?

Альберт ласково коснулся ее плеча:

— А разве я не напрашивался в поездку вместе с тобой?.. Правда, тогда я не знал еще, что деньги придется переводить для тебя со счета, для которого потребуется моя подпись и присутствие… Не огорчайся, это вопрос одного дня!

— А… А как же тогда эти двести тысяч? — Женя открыла сберкнижку, извлеченную из сумочки. — У тебя что, несколько счетов, да еще на чужое имя?.. Ну до этого даже мой Васька не додумался!..

— Какая тебе разница, откуда появились деньги?

— Большая! А вдруг ты и вовсе женат и деньги на счету твоей супруги?! У нас, например, именно так и есть. Только на мой счет Василий никогда бы в жизни столько не положил…

— Фантазерка, — вздохнул Вронский и покачал головой. — Ну как тебя заставить мне поверить, если даже это, — он кивнул на книжку, которую Евгения Петровна все еще держала в руках, — не убедило?

— Да верю я тебе, верю! — Женя на мгновение приникла к Вронскому, но тут же отодвинулась и заглянула ему в глаза. — Но сам подумай: разве в жизни такое часто случается?.. Вы с твоей мамой ужасно странные люди!..

— Не странные, а везучие, — улыбнулся Альберт. — Ибо любовь в жизни встречается действительно редко!.. Интересно, а своего супруга ты хотя бы вначале любила?

Женя пожала плечами:

— Нет, конечно… Просто тогда у меня был кошмарный период, замужество казалось спасением…

— Казалось или…

— Или! — перебила его Женя. — Шмель жутко тяжелый мужик и ревнивый как дьявол. Но это не самое страшное.

— А что — самое?

— То, что он дурак. Круглый! — раздраженно произнесла Евгения Петровна. — Позволил Мозолевскому втянуть себя в кучу всяких темных дел, по-моему, даже в «мокруху»… Даты наверняка и без меня все знаешь, иначе чего бы ты, спрашивается, сюда заявился? Сам говорил… Кстати, ты, по-моему, обещал мне рассказать, в чем там дело! Что они еще натворили?..

— Я вижу, твой муж с тобой довольно откровенен, — отвел глаза Вронский.

— Ничуть не бывало! С чего ты взял?.. Как раз Васька-то молчит, как партизан на допросе, — усмехнулась она. — Ну, а то, что он вляпался во что-то серьезное, я узнала со слов Мозолевского, хотя ничего конкретного он мне тоже не сказал. Так, намекнул. Я даже подумала, что он моего дуболома собрался шантажировать…