Октавиан Август. Крестный отец Европы

Некоторое время Октавиан снова мог считать себя в безопасности. Но настоящая война была еще впереди. Самая кровавая стадия столкновения, которое он столь опрометчиво спровоцировал, только начиналась.

VIII

Цицерон играет с огнем

Убедившись, что Антоний не вернется в Рим, пока не истечет срок консульства, Цицерон выбрался из убежища в Арпине и в середине декабря появился в столице — как раз вовремя, чтобы произнести одну за другой две самые важные в его жизни речи. Первую перед жадно внимающим сенатом, вторую — на заполненном толпой Форуме. Оратор просил целиком и полностью поддержать Октавиана и Децима против Антония, которого называл убийцей (percussor), причем без всякой иронии. На сенаторских скамьях сидели теперь друзья и родственники убийц Юлия Цезаря, а Цицерон торжественно требовал разделаться с Антонием как с врагом государства — как он, Цицерон, почти двадцать лет назад разделался с мятежником Катилиной.

Тучи войны продолжали сгущаться.

Децим Брут дерзко отверг требование консула покинуть пост наместника. Сражаться он отказался и заперся в укрепленном городе Мутине (современная Модена) в долине реки По. У него были несколько ненадежных легионов, множество гладиаторов и огромные запасы солонины на зиму.

Антоний, в распоряжении которого имелись четыре легиона, несколько тысяч молодых новобранцев и отборные телохранители, воздвиг на расстоянии полета стрелы от городских стен огромное кольцо собственных укреплений.

Октавиан же со своими четырьмя легионами опытных воинов и новобранцами, которых хватило бы еще на один легион, смирился с необходимостью уйти в Арреций на зимние квартиры и дождаться марта или апреля — когда подойдут новые войска, набранные к тому времени Гирцием и Пансой, заступавшими на консульство. Все трое планировали начать массированное наступление на ведущие осаду силы Антония, с тем чтобы Децим вышел из города и разгромил его окончательно.

Между тем на другом конце двух альпийских цепей стояли большая часть галльских легионов, множество вспомогательных войск и конница — нетерпеливо ожидая, кто же выйдет победителем. Сражаться никто из них не хотел. Равным образом никто из военачальников — ни Планк (колеблющийся республиканец), ни Лепид (аристократ-цезарианец) не собирались присоединяться к какой-либо из сторон, не зная, каков будет исход. Оба готовились примкнуть к победителю. На том этапе, когда Цицерон обращался к сенату, могло показаться, что Антоний допустил серьезную ошибку, откладывая наступление до тех пор, пока его войска уже не могли перейти по горным тропам из-за выпавшего снега. Если бы консул не протянул время, он мог бы обойти Децима и присоединиться к другой стороне, достаточно мощной, чтобы не сомневаться в верности испанских и галльских союзников, и таким образом, как главнокомандующий, имел бы в распоряжении не меньше семнадцати легионов. А так еще до весны его противнику в Северной Италии предстояло заполучить большое численное преимущество.

Гирцию и Пансе зима принесет куда меньше проблем. Они поведут к Мутине войска по хорошим римским дорогам. Имея в распоряжении всю Центральную и Южную Италию, к февралю они легко наберут достаточно новых легионов, чтобы, соединившись с войсками Октавиана и Децима, получить над скромными силами Антония тройной численный перевес. Преданный Антонию Вентидий Бальб пытался набрать солдат в Северной Италии, но Децим попал туда раньше, и, с точки зрения находившихся в столице, Бальб имел очень слабые шансы. Альпы были закрыты, Кассий и Брут быстро захватывали земли на востоке; у Антония оставался один путь: разбивать своих противников по частям, пока они не объединились.

Столичные кабинетные стратеги предпочли в конце концов поддержать Цицерона — не потому, что стали вдруг отважными патриотами, а потому, что пришли к такому же, как и он, выводу: Антоний находится в очень невыгодном положении. Октавиан скорее всего был не столь хорошо информирован. Его советники, несомненно, верно оценивали его возможности в сложившейся военной ситуации, но у них в отличие от оптиматских вождей в Риме не было прямого доступа к новостям — ни из официальных источников, ни от Брута и Кассия. Именно потому эти самые вожди постарались утаить от Октавиана, как многого добились к концу года главные заговорщики. И только когда его солдаты перехватили письма от Антония, он понял, что несколько должностных лиц, занимающихся набором войска для новых консулов, специально затягивали время в интересах Антония.

В это время молодой полководец мог не опасаться за свою жизнь — разве что ему очень сильно не повезет в первом же бою, — но перспектива единолично возглавить борьбу против Антония временно отдалилась. Зато теперь он заручился поддержкой в политических верхах: его с большим энтузиазмом поддерживал Цицерон; правда, неизвестно было, насколько далеко зайдет он в своей поддержке.